Великолепное Ориноко
Шрифт:
Большей частью путешествующие по водам верхнего Ориноко сходят на ночь на берег. Расположившись лагерем под деревьями, они подвешивают свои гамаки на нижних ветках деревьев и спят при свете великолепных звезд, — а звезды всегда великолепны в Венесуэле, если только они не закрыты тучами. На этот раз, однако, пассажиры, удовлетворявшиеся до сих пор своими каютами, не подумали оставлять их.
В самом деле, не говоря уж о том, что, лежа на берегу, пассажиры рисковали попасть под ливень, вообще бывающий здесь довольно часто, они могли подвергнуться и всякой другой не менее неприятной
В таком смысле высказались в этот вечер Вальдес и Паршаль.
— Если бы можно было благодаря этому избавиться от комаров, — заметил первый из них, — тогда еще стоило бы располагаться лагерем на берегу. Но комары кусаются одинаково и на реке, и на берегу…
— Кроме того, — прибавил Паршаль, — на берегу можно подвергнуться укусам муравьев, от чего делается лихорадка.
— Не говоря уж о различных чипитас — маленьких, едва видимых насекомых, которые кусают вас с головы до ног, и термитах, до такой степени несносных, что индейцы бегут из-за них из своих хижин.
— И не считая еще чиков, — прибавил Паршаль, — а также вампиров, которые высасывают у вас кровь до последней капли…
— И не считая змей, — заключил Герман Патерн, — этих противных гадин, длиной свыше шести метров!.. Я предпочитаю им комаров…
— А я так не люблю ни тех, ни других! — объявил Жак Хелло.
Все согласились с этим, и решено было остаться ночевать на лодках. Разве только гроза или чубаско могли вынудить пассажиров сойти на берег.
Вечером достигли устья Рио-Вентуари — важного притока с правой стороны. Было всего пять часов, и до сумерек оставалось еще два часа. Однако, по совету Вальдеса, остановились здесь, так как выше Вентуари русло реки загромождено скалами и плавание там настолько опасно, что было бы рискованно пускаться в него к вечеру.
Ужинали все вместе. Сержант Мартьяль теперь, когда секрет Жана был известен его двум соотечественникам, уже не мог препятствовать этому. К тому же Жак Хелло и Герман Патерн в отношении молодой девушки явно обнаруживали крайнюю сдержанность. Они сами упрекнули бы себя, если бы стеснили ее своим чересчур частым общением, особенно Жак Хелло. Когда он находился около дочери Кермора, он испытывал не то застенчивость, не то какое-то другое, особенное чувство, Жанна не могла не заметить этого, но не отстранялась. Она вела себя так же просто и свободно, как и прежде. Она ежедневно вечером приглашала молодых людей в свою пирогу, и здесь завязывалась беседа о приключениях плавания, о будущих событиях, о шансах успеха их предприятия, о тех возможных указаниях, которые будут получены, конечно, в миссии Санта-Жуана.
— Хорошее предзнаменование, что она носит это имя, — заметил Жак Хелло.
— Да, это хорошее предзнаменование, потому что это — ваше имя… сударыня…
— Пожалуйста… Жан… Жан! — прервала его молодая девушка, улыбаясь, бросив искоса взгляд на сержанта Мартьяля, густые брови которого насупились.
— Да, Жан! — ответил Жак Хелло, показывая жестом, что ни один из гребцов не мог слышать его слов.
В этот вечер разговор зашел о притоке, у истоков которого пироги остановились на ночь.
Это был один из самых крупных притоков Ориноко. Он вливает в последнее
Это обстоятельство заставило Германа Патерна объявить, — впрочем, с пожатием плеч:
— Вот прекрасный предмет для спора Мигуэлю, Варинасу и Фелипе! Этот Вентуари мог бы с успехом оспаривать право первенства у Атабапо и Гуавьяре. Если бы наши ученые были здесь, мы бы целую ночь слушали, как они, надрывая себе грудь, обсуждали этот вопрос.
— Возможно, — ответил Жан, — так как эта река — самая большая в здешней области.
— Положительно, — воскликнул Герман Патерн, — я чувствую, как гидрография овладевает моим мозгом!.. Почему бы Вентуари не быть Ориноко?
— Ты думаешь, что я буду оспаривать это мнение? — возразил Жак Хелло.
— А почему бы и нет? Оно нисколько не хуже мнения Варинаса и Фелипе…
— Ты хочешь сказать, что оно не лучше?
— Почему?
— Потому что Ориноко — это Ориноко.
— Великолепный аргумент, Жак!
— Итак, Хелло, — спросил Жан, — ваше мнение такое же, как и Мигуэля?..
— Вполне, дорогой Жан!
— Бедный Вентуари! — ответил, смеясь, Герман Патерн. — Я вижу, что у него нет шансов на успех, и я от него отказываюсь.
Дни 4, 5 и 6 октября потребовали больших усилий; гребцам пришлось то идти на шестах, то тянуть бечеву. После Пьедра-Пинтады пирогам пришлось на расстоянии 7 или 8 километров лавировать среди множества островов и скал, которые делали плавание крайне медленным и тяжелым. Хотя ветер продолжал дуть с запада, пользоваться парусами в этом лабиринте было бы невозможно. В довершение всего пошел проливной дождь, и пассажирам пришлось долгие часы просидеть в своих каютах.
За этими скалами следовали пороги Св. Варвары, которые пироги прошли, не разгружаясь. Указанных в этом месте Шаффаньоном развалин бывшей здесь когда-то деревни не оказалось, по крайней мере их никто не заметил; эта часть левого берега производила такое впечатление, точно здесь никогда не жили индейцы.
Только за проходом Кангрео плавание опять началось при нормальных условиях. Это позволило фалькам достигнуть сейчас же после полудня 6 октября деревни Гуачапаны, где они и остались на ночь.
Рулевые Вальдес и Парша ль остановились здесь только для того, чтобы дать отдохнуть утомившейся команде.
Гуачапана состоит всего из полудюжины давно покинутых хижин. Причина этому та, что окружающая саванна изобилует термитами, муравейники которых достигают двух метров вышины. Перед таким нашествием «лесных вшей» устоять невозможно; им приходится уступать место, что и сделали индейцы.
— Таково, — заметил Герман Патерн, — могущество «малых сил». Ничто не устоит против них, когда они наступают мириадами. Можно отбросить стаю тигров, ягуаров, даже очистить от них страну… Никто не отступает перед этими хищниками…