Велимир Хлебников

Старкина София Вячеславовна

Хлебников пишет, что РОСТА выдала ему «превосходные американские ботинки, черные, прочные — фу-ты, ну-ты, как говорили раньше. Теперь сижу и любуюсь ими». На самом деле Хлебников сильно приукрасил условия жизни в Пятигорске. Они были совсем не такие замечательные. Действительно, ему выдали не только ботинки, но и гимнастерку с шапкой. Хуже обстояло дело с пищей. Паек чаще всего выдавался натурой: крупа, мясо, соль, овощи, хлеб. Коммунальной столовой в Пятигорске не было, а в частных — цены были почти недоступны. Двухнедельного жалованья хватало не более чем на два-три обеда. Поэтому Хлебникову приходилось питаться в основном чаем и хлебом. Иногда кто-нибудь из товарищей приглашал его к себе пообедать.

Поселился Хлебников там же, где находилась РОСТА, Центропечать, Госиздат и редакции двух газет — «Терек» и «Стенная

РОСТА» — на улице Карла Маркса, 4, в маленькой комнате на втором этаже. В это время не только Хлебникову приходилось трудно. На Тереке начинался голод. Из-за сильной засухи всё выгорело, и запасов продовольствия оставалось только до зимы. Когда Хлебников появился в Пятигорске, там уже на улицах стали находить умерших от голода. Усиливался бандитизм. Одновременно с этим страшные вести приходили с голодающего Поволжья. Настроение жителей было близко к панике. В это время Хлебников, сам голодный и оборванный, пытается как-то помочь людям. Но что он мог сделать для голодающих? И все же он отводил беспризорных в питательные пункты, принял активное участие в «Неделе помощи голодающим Поволжья». В однодневной газете «Терек — Поволжью», выпущенной по этому случаю, Хлебников опубликовал стихотворение «Голод».

Вы! поставившие ваше брюхо на пару толстых свай, Вышедшие, шатаясь, из столовой советской, Знаете ли вы, что целый великий край, Может быть, станет скоро мертвецкой? Я знаю, кожа ушей ваших, как у буйволов мощных, туга, И ее можно лишь палкой растрогать, Но неужели от «Голодной недели» вы ударитесь рысаками в бега, Если над целой страной повис смерти коготь? Это будут трупы, трупы и трупики Смотреть на звездное небо. А вы пойдете и купите На вечер кусище белого хлеба?! Вы думаете, что голод — докучливая муха И ее можно легко отогнать, Но знайте — на Волге засуха: Единственный повод, чтобы не взять, а — дать! Несите большие караваи На сборы «Голодной недели», Ломоть еды отдавая, Спасайте тех, кто поседели! Волга всегда была нашей кормилицей, Теперь она в полугробу. Что бедствие грозно и может усилиться — Кричите, <трубите>, к устам взяв трубу!

Характерно, что Хлебников призывает помогать не Тереку, где тяжело, а Поволжью, где еще хуже. Эта газета расклеивалась по всей Терской губернии. Было опубликовано только это стихотворение, но Хлебников пишет еще множество стихотворений на эту тему, в которых рисует апокалипсические картины голода. Даже в это время Хлебников не перестает мечтать о грядущем «Ладомире» и о том, что когда-нибудь, а может быть, очень скоро человечество будет жить в соответствии с открытыми им, Хлебниковым, «законами времени».

Хлебников в Пятигорске часто бывает на радиостанции при Доме печати. Тогда же он написал статью «Радио будущего», где очень проницательно сказал о роли радио.

«Задача приобщения к единой душе человечества, к единой ежесуточной духовной волне, проносящейся над страной каждый день, волне, орошающей страну дождем научных и художественных новостей, — эта задача решена Радио… <… >

Землетрясение, пожар, крушение в течение суток будут печатаны на книгах Радио… Вся страна будет покрыта станами Радио…»

Здесь Хлебников выступает не как фантаст, не как утопист, а как прозорливый ученый. Фантастичность и утопичность его проектов сказалась только в том, что он думал, будто радио объединит человечество для добрых дел, для мирного строительства, «скует непрерывные звенья мировой души и сольет человечество».

Об этом, о своих вычислениях и о многом другом Хлебников рассказывал на лекциях в Народном Пятигорском

университете, где находил благодарных слушателей. Одним из таких слушателей был Дмитрий Козлов, заведующий ТерРОСТА. Он несколько лет прожил в Америке и оказался интересным собеседником для Хлебникова. «Заведующий Ростой Дм. Серг. Козлов — американец по нескольким годам, проведенным в Америке, и прекрасно относится ко мне. Я с ним сильно подружился и просто полюбил его», — сообщает Хлебников родным.

К тому времени Хлебников уже давно знал и любил Уитмена, теперь Козлов читает ему Уитмена по-английски. «Уитмен был космическим психоприемником!» — сказал Хлебников, а затем развил свою мысль: этот поэт — медиум эпохи, он, как радиоприемник, принимает и отображает идеи, чувства, волевые волны человечества.

С Козловым они часто сидели в кабинете заведующего ТерРОСТА. Через окно виден был Эльбрус. Хлебников и Козлов пили чай с арбузным медом, смотрели на Эльбрус и разговаривали. Хлебников, разумеется, поражал своего собеседника энциклопедичностью знаний, неожиданностью выводов, остротой формулировок. Он говорил на самые разные темы. У него была своя теория «жизнеустойчивости» организма, сводившаяся к тому, что «волевым центром организма является солнечное сплетение, управляющее всей лимфатической и нервной системой». (Через пять лет медициной действительно была доказана огромная роль поджелудочной железы.)

В другой раз речь зашла об идеализме и материализме. Хлебников сказал, что он — безусловный материалист, поскольку признает единое начало всего существующего: материя распадается на электроны, радиоэнергию, психоэнергию, последняя материализуется, и «кольцо замыкается»: «Змея кусает свой хвост». И, как всегда, Хлебников размышлял о судьбах поэта и поэзии. Этому способствовали внешние обстоятельства: рядом находилось место гибели Лермонтова.

На родине красивой смерти — Машуке, Где дула войскового дым Обвил холстом пророческие очи, Большие и прекрасные глаза, И белый лоб широкой кости, — Певца прекрасные глаза, Чело прекрасной кости К себе на небо взяло небо, И умер навсегда Железный стих, облитый горечью и злостью.

(«На родине красивой смерти — Машуке…»)

В судьбе Лермонтова Хлебников находит много общего со своей собственной судьбой. Подобно Лермонтову и его пророку, Хлебников — также непонятый и непризнанный, гонимый людьми. «Русские десять лет меня побивали каменьями», — с горечью констатирует Хлебников в стихах, явно вспоминая строки Лермонтова: «Провозглашать я стал любви / И правды чистые ученья: / В меня все ближние мои / Бросали бешено каменья».

Все чаще в стихах Хлебникова звучат разочарование и просто усталость.

Я вышел юношей один В глухую ночь, Покрытый до земли Тугими волосами. Кругом стояла ночь, И было одиноко…

(«Я вышел юношей один…»)

Печальным размышлениям поэта способствовали события лета и осени 1921 года. 7 августа умер Александр Блок. «Когда пришло известие о смерти Блока, — вспоминает Ольга Самородова, — он был страшно поражен и опечален. Все его разговоры в эти дни сводились в конце концов к Блоку. Он переживал его утрату как утрату очень близкого человека». А 1 сентября в газетах появилось сообщение о том, что в Петрограде раскрыт контрреволюционный заговор (так называемое «Таганцевское дело») и участники заговора (61 человек) расстреляны. Среди расстрелянных был давний знакомый Хлебникова Николай Гумилёв. Надо ли говорить, что Хлебников был принципиально против смертной казни. Еще год назад он собирался делать доклад об этом в Ростове-на-Дону, но его не захотели слушать. А тогда Хлебников собирался сказать следующее: