Веллоэнс. Восхождение
Шрифт:
дома. Тут под землей комнат, как во дворце будет.
– И чего это люди здесь живут? Опасно среди турмов.
Марх пожал плечами:
– Опасно, а что делать? Идти некуда. Привыкают.
Ведь правда, подумал Авенир. Человек – такая тварь, ко всему привыкает. И к
жаре и к холоду, и к сырости. И у богов живет, и у демонов. На земле крутится как-
то, воюет за место под солнцем. Подозвал снующего отрока, показал медяк.
– Где палати Зуритая?
Юноша
за удачей становилось все меньше, но иногда встречались.
– Я не знаю. Есть, кто знает, а я нет.
– Так скажи, кому известно?
– А деньгу дадите?
Волхв всунул монету в руку:
– Но уж если обманешь, отыщу и печенку вырежу. Для зелья.
Пацан загреб медяк, попробовал на зуб. Радостно отправил кругляк в карман:
– От таверны тропка идет. Сразу за помойкой. Пяток верст и за холмом дом
Буденгая. Его прадед еще ребенком с маленьким принцем рыбу ловил. Буденгай, он
знает.
– Добро. Схозяйничай нам еды поскорей, а то повар что-то нетороплив.
Отрок исчез из виду. Через несколько минут на стол легла сковорода с
кругляшами, тарелка с фаршированными перцами и кастрюля вареной картошки.
Авенир удивленно смотрел на кругляши. Рыжебородый одобрительно
хмыкнул:
– Это котлеты. Мясо с луком и гречкой.
Корво схватил одну, откусил. Пальцы вытянули изо рта волос.
Пармен взялся за перец, Марх неторопливо очищал картошку от шкуры. Волхв
хмыкнул:
– А с чего они эти… котлеты делают? Видать, мяса не хватает, вот и мешают с
гречкой?
Сабельщик с иронией произнес:
– Это гречка неуродилась. Вот и мешают с мясом.
Корво жевал котлету, волосы встречались все чаше. Поймал за шиворот
служку, грозно прорычал:
– Почему котлеты с волосами?
Юноша, не моргнув глазом, стрельнул:
– Повару руку на брани отрезали. Так он теперь котлеты на груди скатывает.
Марх осклабился:
– Настоящий воин. Еще и готовит отменно!
Повернулся к Пармену, уплетавшему за обе щеки уже третий красноватый
овощ:
– А как ты думаешь, чем он перец фарширует?
Через час пути перед путниками показалось поместье. За высоким, в четыре
сажени, частоколом слышалась брань, крики, в воздухе расплылся кислый запах
щей, помоев и коровьего навоза. Авенир заметил, что от забора к центру тянулись
длинные прямые шесты. Оттуда же поднималась тоненькая струйка дыма.
Волхв постучал. Двинул посильнее. Не дождавшись ответа, стал, что есть
мочи, бить ногой по дощатым вратам. Крики поутихли,
Зычный голос недовольно гаркнул:
– Какого лешего в такую рань принесло?
Марх крикнул:
– Лешие к такой хибаре и за версту не подойдут, побрезгуют. Разве что
пустынник одичалый решится. Прими гостей, перлый!
– Так вас там целая свара! Старуха, готовь котел, завтракать пора.
Скрипнула щеколда, заскрежетал засов, щелкнул замок. Створки
распахнулись. На путников смотрел здоровяк, в две сажени ростом, да и в плечах
такой же. Красное лицо блестело, по нему текли желтоватые капли, глубоко
посаженные глаза насмешливо смотрели на гостей. Крупный нос испещерен
мелкими черными точками.
От мужика веяло жаром и потом. Волчовка стара, шерсть поистерлась, вся в
прорехах. Руки мощные, слово деревья, но мышц не видно – затекли жиром от
оседлой жизни. В хозяине промелькивала былая мощь славного витязя, что мог
разом вскочить на коня, а по нужде и взвалить того же коня на плечи. Буденгай
отошел, поклонился:
– Здравы будьте. Проходите, извольте кушать.
Мужчины вошли. Муравита волхв держал за узду. Буденгай слегка хлопнул
существо по спине, то прогнулось, чуть не завалившись на бок. Расхохотался:
– Знатный конь. Был у меня такой. Хороша животина, умная. Только хиловата, не чета моим лошадкам.
Двор был пышущим жизнью оазисом среди выжженной турманской пустыни.
Вдоль дорожки, ведущей в дом, колебалась высокая сочная трава. На огороде
разрастались гигантские тыквы, кабачки, картофель, из стайки доносились
хрюкающие и булькающие звуки, блеяние баранов и коз, кудахтание кур. Слева от
дома, в небольшом саду, на деревцах наливались соком здоровенные сливы, яблоки, груши. Волхв рассмотрел сооружение. Увиденные им снаружи шесты от
забора тянулись к центру терема, соединяясь в один хвост на коньке. Между собой
перетянуты широкими прозрачными лентами – то ли шелк, то ли тончайшая сеть.
Солнечные лучи, проходя через этот решетчатый щит, рассеивались и сбавляли
жар.
Уселись за уличный стол. На нем уже стояли пироги с капустой, яблоки, зажаренный барашек, умещались кувшины с квасом и морсом.
Корво охнул. Знал бы, что так будут потчевать, прошел бы мимо скудной
таверны с ее волосатым одноруким поваром.
Все уселись. Как и полагается, хозяин дома устроился во главе. По правую
руку сел Авенир, по левую – Марх. Перед Буденгаем стояла огромная кастрюля, в