Веллоэнс. Восхождение
Шрифт:
собирали хворост, зажигали костер, жарили мясо питона. Ломти шипели, капли
жира падали на угольки и зеленым дымком взвивались в чернеющую даль.
Глубокой холодной ночью Авенир всех останавливал на привал, очерчивал
широкий круг, шептал молитвы и ставил защиту от зверья и духов. Квест проходил
спокойно, разве что Пармена однажды цапнула пустынная крыса – рану прижгли, но лодыжка опухла и чесалась.
На окоеме забрезжила полоска приземистых домиков. К полудню она
растянулась
холма узрели развернувшийся во всю красу город. Стены из красного камня
упирались в небосвод, редкие окна больше похожи на бойницы – узкие щели
между массивными камнями. Ворот не было, проход широк так, что поперек
караван пройдет.
Корво хмыкнул.
– Ну, вот вроде и Турмага. А где двери то?
Волхв удивленно осмотрелся:
– Изветшали, наверное. Кто знает, сколько тысячелетий стоит. С пути сбились, чтоль? Селение должно быть. Или тот корчмарь продал неверную карту?
Пармен испуганно уставился на волхва:
– Такую… из пергамента? Со значками? Я для таверны их вместо картин
рисовал, чтоб стены украшали.
Еще полдня брели вдоль стены. Корво сказал, что рядом с городом всегда
живет какой-нибудь отшельник, даже если город вымер. И правда, под вечер
наткнулись на дом. Те же красные камни, высотой в три человеческих роста, вход
изнутри завален огромной черной скалой. Троица орала до хрипоты, стучала по
стенам, Авенир даже швырнул с помощью магии огромный булыжник в обелиск, отчего тот зазвучал низким гулом.
Унтц-Гаки подполз к входу, уперся в заграждение. Пластины хрустели, Корво
даже показалось, что он видит, как перекатываются жилы существа, муравит
головой и передней парой лап упирался в каменистую землю, та бугрилась, нежелая держать зверя, но, скрипя, повиновалась. Наконец, между красной стеной
и заграждением образовался проход, в который смогли протиснуться герои.
В темноте засиял свет, загремел хриплый песочный голос:
– Вот настырное людье! Только поспать лег, а уже в гости лезут. Ну, заходите, коли прощемились. Будем любить и жаловать. Даже жучка вашего попотчую, а то
хилый какой-то, заслонку еле сдвинул.
Промасленные тряпки в факеле, больше похожем на ствол долголетнего дуба, разгорелись, и из внутренней двери вышел хозяин. Мощный торс, широкие плечи и
огромные руки, словно сплетенные из корней старого дерева. Кожа такого же
красного цвета, как и стены, квадратное лицо и горящие желтым огнем глаза.
Великан строго смотрел на мужчин, Авенир едва достал бы ему колена, в душе
волхва пробежал холодок. Тот заметил, что путники оторопели, довольно
улыбнулся.
– А кого еще ожидали
да карликов-лицедеев? Эй, Димехра, готовь стол! Для малюток! И озорника нашего
оберни, а то раздавит.
Пустынник прошептал заклинание, хлопнул в ладоши, вызвав ворох
трескучих искр. Когда рябь в глазах ушла, на месте гиганта стоял невысокий
сухонький мужчина в сером балахоне с красной бахромой по краю. Из капюшона
выглядывало светлое лицо с редкими седыми бровями, глаза озорливо подмигнули
Авениру. Чаровник поклонился, бархатно молвил:
– Зовите меня Фемист. Буду рад вечеровать с гостями. Извиняюсь за
представление, мало ль кто с дороги заходит.
Нир удивленно посмотрел на сухонькую фигуру, почтительно склонил голову:
– Я – Авенир, волхв и пророк Высшего! Хм, стараюсь быть, как могу. Это –
Корво, крестьянин, перекованый в воина. А вот этот смуглый – Пармен. С перепугу
может всяким хламом метко швыряться. Ну, там кинжалами, булыжниками, кувшинами. Специально же даже по носу себе пальцем не попадет.
Седовласый улыбнулся:
– Знаю, встречал и таких. Пожалуйте в трапезную.
Мужчины прошли, сели за стол. Вышла хозяйка – статная полная женщина в
такой же серой накидке с красной каймой, в руках пузатый чугунный котел, доверху набитый дымящимися жареными перепелами. Следом подоспели
кувшины с соком, зайчатина и пареные корни пустынного хвоща. Пока гости
налегали на яства, Фемист неторопливо потягивал сок. Синие глаза блуждали по
стенам дома, взгляд остановился в углу, где беззаботно плел паутину толстый паук.
– Как и всегда… как и всегда…
Пармен оторвался от зайчатины:
– Что за думы думаешь, хозяин?
Мужчина отмахнулся:
– О своем, о вечном. Жизнь такая разная, иногда замечаешь, чего видеть не
стоит.
Теперь уже Авенир заинтересовался, жевать стал медленнее, брови
нахмурились. Это Корво лишь бы набить желудок, даже став воином, крестьянские
замашки остались, а ему, волхву думать должно… и не только пузом.
– Фемист, поведай о сердечных тайнах. Мыслью не раздавишь, а тебе хоть
легче станет. Видно, гложет тебя что-то.
Светлолицый вздохнул. С визгом по каменному полу прополз ребенок, задел
плечом ножку стула, повалился, ударился носом в кирпич. Дом заполнился ревом.
Появилась Димехра, ухватила мальца, исчезла в боковой комнате за плотной
фиолетовой шторой.
– Ребенка кличем Юрием. Он из нас самый счастливый. Душа в человеке
появляется на третью весну, а когда проклятье настигло наш дом, в его жизни едва
минула первая.