Веллоэнс. Восхождение
Шрифт:
на поле, тем тяжелее работа…
Авенир постучал в массивную дверь. Как-то не по себе ему становится, когда
входит в старостат – жилье старого Роуэльда. Откуда в бедной деревушке такое
здание? Да и кому в голову пришло возводить его здесь?
– Ну что ж ты как не свой? – знакомый скрипучий голос рассеял мысленный
туман, – входи, уж не заперто.
Староста развалился в дубовом кресле и потягивал ароматный чай.
Неподалеку на табурете примостился Старый Дон.
Роуэльд
– Есть к тебе разговор. Да садись, мнешься как чужой, правда. Для начала хочу
поблагодарить за работу. Столько урожая наша деревня не видела уже давно.
Твои… эти, как их там… сдобры и рядосев – просто чудеса творят. Теперь и самим
запасов на год хватит, и для посевной прилично останется. Да и на ярмарке
продадим телеги три, не меньше. Много ты нам нового показал, где ж тебя только
учили? Ну ладно, не это самое важное. Так, вот, – староста подался вперед, –
сейчас набирают молодняк в имперскую стражу. Мы думаем, что тебе нужно туда
напросилться. Платят хорошо, казармы удобные, да и жизнь поинтереснее, чем в
наших развалинах. Старый Дон отправил прошение…
Староста ущипнул бороду.
– Теперича принесли разрешительное письмо. Так что, можешь собираться для
похода в Глинтлей, коли не противна тебе ратная служба. Там и жену хорошую
найдешь, здесь-то девок немного. И хоромы приличные после службы дадут.
Отправляться через две недели с нашими телегами.
Нир уставился на чашку с медом, рука заерзала на подлокотнике:
– Зачем мне туда идти? Что-то случилось?
– Ты молод и силен, – Старый Дон поправил пенсне, – кроме того, в твоих
глазах светится ум, явно превосходящий возраст. Ты можешь многого достичь… но
в ином месте. Деревня полюбила тебя, как одного из нас. Но канон…
Будет лучше, если ты сможешь стать кем-то, а не прожить всю жизнь на одном
месте, закопав свои умения. Пока нет возлюбленной и детей, можно увидеть мир, что-то сделать для него. Ты помог нам с урожаем – это уже многое. Но держать
тебя здесь ради нашей выгоды – значит, закопать твои таланты в крестьянской
судьбине, а это в высшей степени нечестно.
В комнате зависло напряжение. Роуэльд спокойно попивал чай, Авенир сидел, перекатывая по столу цветастый пряник.
Дон понимающе потрепал юношу по плечу:
– Можешь не отвечать сразу. Подумай. Решение придет изнутри и всякие
колебания исчезнут. Твой возраст – время окольничества по нашему канону. После
службы можешь вернуться.
Старик взял трость и неспешно поднялся:
– Как говорили древние: «назначь стезю ноге и путь твой да будет прямым».
До встречи, друзья мои.
Мужчина накинул плащ и, не оглядываясь, вышел из старостата.
Роуэльд
рту чашки с горячей ароматной жидкостью. Для юноши путешествие грозит чем-то
страшным, неизведанным. Только перестал просыпаться в холодном поту после
побега, только приспособился к деревенской жизни, только подправил дом, только, только, только… Не нравились ему эти «только». Будто кто-то настойчиво
подталкивает вперёд, не дает остановиться, передохнуть, понять – что, где и как.
Староста терпеливо ждал. Для Авенира это предложение непонятно, как
беспричинная пощечина от любимой – страсть это или ненависть, а жжёт
одинаково. Роуэльд на своем веку повидал многое и над подобным вопросом даже
не раздумывал бы. Юноша поднял глаза:
– А что вы мне посоветуете?
– Глинтлей – это место возможностей. И опасностей. – Старик пощипал
бороду. – Тебе придется использовать всю сноровку. Коли извернешься, займешь
достойное место. Советовать? Не мое это дело – брать на себя ответственность за
чужую судьбу. Если б у меня была возможность вернуть молодые годы, не
раздумывая, покинул деревню. У тебя есть выбор, в наше время такой радости
Фортуний не принес…
– Вы о чем? – Авенир приподнял бровь.
– Ты слыхивал, что Старый Дон зовет меня художником? Я в ответ звал его
корягой, но слишком уж ему досадно было, – Роуэльд ухмыльнулся, в голосе
мелькнула нотка грусти. – Когда я был твоего возраста – то бишь полста лет назад, вместо разбитой прогнившей деревни здесь стоял красивый городок, Лиополь. Я
тогда управлял знатной живописной. Раскрашивал по заказу комнаты, рисовал
картины, изготовлял краски и масла, обучал подмастерьев и знатный люд. Мне это
нравилось. Приступало время окольничества – каждый из общины его проходит.
Два года, чтобы мир посмотреть, себя показать и выбрать – вернутся в Лиополь, или выйти из общины в мир иноверцев. Я рвался отсюда – мнил лет эдак через пять
стать художником при Глинтлейском дворе. Но, увы, мечтам не суждено было
сбыться.
На город налетели джунгары – свирепые воины, полулюди-полузвери. Почто
они покинули степь? Никто не знает. В течение четырех лет они набегали на
Лиополь и соседние деревни, сжигали дома, убивали без разбору. Нужно было
предпринять что-то для спасения, и я возглавил горстку выживших. Старый Дон
был окольником, отслужил в Глинтлейской страже и мнил себя в будущем
стоначальником, храбрым воином и мудрым стратегом. Он обещал защитить
общину. После битвы его вытащили из руин кожевни в полумертвом состоянии – с