"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Иди ко мне.
Она легла рядом, и, устроив голову на его груди, улыбнулась: «Ну что тут такого? Я совершеннолетняя, у меня свои деньги — папа Джон оставил, — все будет хорошо. И Яков согласится— ты англичанин, и корабль у тебя английский».
Он поцеловал рыжие волосы на виске и шепнул: «Ты права, любовь моя. Даже если будет трудно — мы справимся».
Констанца потянулась за своей рубашкой и рассмеялась: «Поднимайте якорь, капитан, мы идем вверх по реке».
Она устроилась у мачты, привалившись к ней спиной, положив бумагу на колено, и Николас, заглянув ей через плечо, спросил: «Что это?»
— Сила пара, — рассеянно ответила Констанца, — может творить чудеса. Потом покажу, — она покусала перо и стала быстро что-то писать. Она на мгновение отложила перо, и спросила:
«Когда ты вернешься из Оксфордшира?»
— Дня через два, — ответил Николас, поднимая якорную цепь.
— Я свои вещи отправлю к Марте, ну, те, что на корабль возьму, — он присел и, поцеловав Констанцу за ухом, сказал: «Хорошо. Но ты уверена, что твой брат…»
— Джон, — ответила девушка, что-то чертя, — разумный человек, поверь мне.
Он открыл парадную дверь дома и прислушался — вокруг было тихо. Джон расстегнул камзол, и устало позвал: «Я дома!»
— Нет никого? — он наклонил голову и прошел в гостиную. Большие часы, с бронзовым маятником, мерно тикали. «А ведь папа их купил, когда мама еще жива была, — подумал Джон. «Мама, мама, как же тебя не хватает, — он посмотрел на мраморную каминную полку, где стояла оправленная в золото миниатюра на слоновой кости. Женщина с перевитыми жемчугом волосами, и темными, как жженый сахар, глазами, держала за руку мальчика лет десяти.
— Художник не стал писать шрамы, — вдруг вспомнил Джон. «Мама не захотела, и правильно».
Он оглянулся — верджинел стоял на месте, а лютни не было.
Поднявшись в опочивальню, он прошел в гардеробную жены и встал на пороге — шелковые, бархатные, отделанные кружевом и вышивкой платья висели в кедровых шкафах вдоль стен.
— Да куда она делась, упрямица? — сердито пробормотал Джон, и, подойдя к лаковому поставцу, открыл его — все драгоценности были на месте. Он поднял крышку большого сундука и замер — не было ее старой, истрепанной матросской сумы и мужской одежды.
— Белла, — сказал Джон, болезненно вздохнув, — ну зачем ты так?
Он постоял еще несколько мгновений, вдыхая запах роз, и поднялся наверх, в мастерскую сестры.
Констанца сидела спиной к нему, и что-то писала. «Дорогой мистер Непер, — услышал Джон, — я уезжаю в морскую экспедицию, поэтому заранее посылаю вам мои заметки касательно логарифмических таблиц, а также размышления по тому проекту портативной счетной машины, что вы мне прислали…»
Джон обвел глазами комнату и заметил связанные бечевкой стопки книг. Столы были прибраны, сундуки — закрыты.
— Вы можете мне писать по этим адресам в Лондоне и Амстердаме, так что мы всегда будем знать о том, над, чем мы оба работаем. С глубоким уважением, К.Х.
Констанца запечатала письмо, и, пристроив его наверху горы конвертов, весело сказала сама себе: «Четыре десятка и это было последнее!».
— Куда это ты собираешься? — сглотнув, спросил Джон.
— А, — Констанца повернулась и встала с крутящегося табурета. «Редкий гость, ты уже, я смотрю, переселился в Уайтхолл. Белла просила передать, что она поехала в деревню, в усадьбу миссис Марты — побыть с племянниками».
— А, — холодно отозвался мужчина, и увидел две кожаные, истрепанные сумы у ног сестры.
«Это же Беллы», — сказал он, показывая на большую суму.
Констанца взяла девушку за руку и сказала: «Белла, я тебя прошу. Не надо этого делать. Он придет в себя, обещаю. Я сейчас уеду, ему и так будет тяжело. Останься с ним».
Белла яростно помотала растрепанной головой: «После всего, всего того, что он сделал с Николасом, он еще смеет отказывать ему в деньгах! Это не его деньги, это деньги нашего отца!»
Она вздрогнула и, подняв глаза, спросила: «А куда ты уезжаешь?»
— Как раз с Николасом, — Констанца счастливо, легко улыбнулась: «Сначала на север, а потом — дальше. На всю жизнь, Белла, на всю нашу жизнь».
Девушка обняла ее, и, прижавшись холодным носом к щеке, сказала: «Я так за вас счастлива, там счастлива. Ты и мой брат, — Белла отступила на мгновение и покрутила головой, — Господи, как хорошо. Я тебе перешью свои вещи, мужские, и отдам эту суму, она удобная, — Белла ласково погладила темную, в царапинах кожу. «Пошли, помогу тебе собраться».
Констанца задержала ее у порога: «Белла, — сказала она, глядя в изумрудные, большие глаза, — ты же его любишь, и будешь любить всегда».
Девушка обреченно кивнула и, вздохнув, ответила: «Я думала, ему будет лучше без меня, Констанца. Зачем я ему нужна?»
— Леди Вероника, — Констанца улыбнулась, — пять лет любила его отца. Любила и ждала. Они все такие — Холланды. И потом, — она помолчала, — ты же знаешь, что раньше было с Джоном. Он мало кому верит, такой уж он стал человек. А ты, — ты, Белла, ему нужна. Не бросай его».
Девушка покрутила в длинных пальцах медвежий клык и робко спросила: «А тебя отпустят, ну, с Николасом?»
— А кто меня должен отпускать? — удивилась Констанца. «Я взрослая женщина, я уезжаю на английском корабле и буду работать во благо Англии. Ничего особенного. Пошли, — она подогнала Беллу, — надо паковать книги».
Констанца оправила простое платье синей шерсти и деловито сказала: «Так, запоминай.
Токарный станок и шлифовальные инструменты я отправила в Дептфорд, к Марте, ее муж будет учить мальчиков в школе делать линзы. Подзорные трубы и другие механизмы заберет Адмиралтейство, я им написала.