"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— А, — Дэниел тоже улыбнулся, — я-то их помню, как им четырнадцать и двенадцать было. Мы вместе с Чарли строили дом для Вахунсонакока, ну, в старом его стойбище, что тем годом разорили, а Маргарет нам еду готовила. Ну, а потом старик Уильямс приехал, и миссис Джоан. Да и сколько они женаты, — Дэниел расхохотался, — вторую неделю.
— Чарли уже свой дом стал закладывать, — заметил Рольф, — и землю купил. Молодец, ничего не скажешь. Впрочем, — он вскинул на плечо удочку, — нам с тобой, Дэниел, еще тридцати не было, мы тоже — не старики.
Дэниел свистом подозвал большого, рыжего пса, что трусил за ними по дороге, и обернулся к Рольфу: «Ну, раз ты не старик — то давай — наперегонки с нами, к ручью!»
Матвей взглянул на разворот книги и улыбнулся: «Моему дорогому другу, месье Матье, с искренним уважением. Уильям Шекспир».
— Да, — подумал он, — как раз после представления «Бури» он мне его и подарил. Где же мы сидели? В «Белом Олене», правильно. А тут, — он поднялся и взглянул за окно на просторную, широкую реку, — тут театров не заведено. Ну, да это пока. И театры будут, и университет, и типографский пресс поставим. Надо, кстати, на совете об этом поговорить, а то Виргинская компания за каждую книгу дерет столько, будто они из золота сделаны. И учебники нужны, для детей, — он почувствовал сзади какое-то движение и обернулся.
— Нет, спит, — Матвей наклонился над колыбелью и полюбовался спокойным личиком мальчика. Из-под чепчика выбивались черные, как смоль волосы, но дитя было белокожее — в мать. Длинные, загнутые ресницы чуть подрагивали. Глаза у мальчика были красивые, ореховые.
— Растет, — Матвей полюбовался сыном. «И крупный он какой, семь месяцев, уже и ползает.
Осенью и пойдет, наверное. Господи, ну дай ты мне еще, — Матвей вдруг улыбнулся, — ну хоть полтора десятка лет еще. Никита Григорьевич чуть до сотни не дотянул, может, и у меня получится.
Дэвид зевнул и, покрутив головой, опять задремал. «На Митьку похож, — вдруг подумал Матвей. «Жалко, что так не назвать было. Но все равно — в честь царя Давида, помяни Господь кротость его, тоже хорошо. Мария-то с Дэниелом своего Теодором окрестят. Или Мартой, если девочка. Ах, Марфа, Марфа, — он, едва дыша, осторожно, поправил на ребенке одеяльце, — увидишь ли ты своего Федю? Поляков-то выгнали из Москвы, новый царь там теперь будет, мальчишка, а о Федоре и Лизе так и не слышно ничего. Ну да, торговли нет, корабли не ходят, не с кем письма посылать».
Дверь чуть скрипнула, и Матвей услышал озабоченный голос жены: «Как вы тут?»
— Справляемся, — хохотнул Матвей, и спросил: «Что там Мария?»
— Да все хорошо, — Джоан оглядела опочивальню и, взбив подушки, разогнувшись, добавила:
«Уже скоро внука увидим. Ну, или внучку. Там Покахонтас пока с ней».
— Иди-ка сюда, — ласково велел Матвей, и посмотрев на сына, сказал: «Спит, ровно ангел».
Джоан взяла руку мужа и поднесла к своей мягкой, теплой щеке. «А вот сейчас проснется, — Матвей тихо рассмеялся, — и есть запросит».
— Спасибо, — вдруг сказала Джоан, так и не выпуская его руки. «Спасибо, Мэтью».
— Заладила, — проворчал мужчина и подтолкнул ее к двери. «Сейчас не только он проголодается, — Матвей кивнул на младенца, — но и все остальные с прогулки вернутся, за стол сядут, пусть там Покахонтас приготовить что-нибудь, перекусить».
Жена внезапно рассмеялась и поцеловала его в седой, пахнущий мускусом висок: «Дэниел мне говорил, ты на совете опять ребенком хвастался?»
— Не хвастался, — наставительно ответил Матвей, — а просто сказал, что не след войну продолжать, раз у нас тут дети маленькие. Ну, Дэвид, к примеру. А потом, — он полюбовался просыпающимся сыном, — ну как таким красавцем не похвастаться, а? Ну все, корми его, я пока к Марии схожу.
Он взял сына — ловко, умело, и тот, улыбнувшись, потянулся к матери.
Матвей на мгновение, нежно, прикоснулся к отделанному кружевами чепцу жены и вышел.
— Господи, — подумала Джоан, глядя на то, как сын жадно, сильно сосет грудь, — ну как мне тебя благодарить, Господи? А ведь хотела руки на себя наложить, в реку броситься. И вот, — она погладила Дэвида по пухлой щечке, — вот как все обернулось.
Дверь внизу стукнула и озабоченный голос Дэниела спросил: «Все хорошо?»
Джоан вышла на лестницу и сказала: «Ты иди к ней, милый. Отец сейчас там. Я докормлю и сменю его».
Покахонтас, что-то напевая, нарезала хлеб. Джоан оглядела большую, ухоженную, чистую кухню, и протянув девушке сына, улыбнулась: «Возьмешь Дэвида во двор? Он поел только что. Там мистер Рольф, — женщина выглянула в окно, — с детьми».
Черные, большие глаза Покахонтас чуть улыбнулись. «Ну конечно, миссис Джоан, — она приняла ребенка, и восторженно сказала: «Ну, Дэвид, ты у нас с каждым днем все толще».
Джон Рольф стоял, прислонившись к столбику крыльца, глядя на закат, что спускался над вершинами гор.
Покахонтас вдохнула свежий, вечерний воздух, и, Тео, увидев ее в дверях, подбежав, рассмеялась: «Мы с Маргарет за ним присмотрим, и Чарли тоже тут, он корм лошадям задает. А вы прогуляйтесь с Джоном».
Девушка почувствовала, что краснеет, и, взглянув в серые глаза Рольфа, ответила: «Ну, разве что только до реки, мистеру Рольфу домой надо».
Джон откашлялся и проговорил, смотря куда-то в сторону: «Я был бы очень рад, мисс Покахонтас».
Они пошли к воротам, а Маргарет, наклонившись, взяв у Тео ребенка, пощекотав его, хмыкнула: «Ох, и хитрая ты, дорогая моя».
Тео подняла невинные, каштановые глаза и ответила: «Ну что ты, они всего лишь дойдут до пристани, и все».
Джоан стерла пот со лба Марии и сказала: «Ты покричи, дома нет никого, все во дворе. Не стесняйся, покричи».
— Да мне, — Мария, тяжело дыша, уцепилась за руку мужа, — не больно. Ты…только не уходи…, Дэниел.
Он придержал жену за плечи и твердо прошептал ей в ухо: «Я всегда буду с тобой. Потерпи, совсем немножко осталось».
Мария откинула голову с распущенными, золотистыми косами и громко, жалобно застонала.