"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Подойдя к спальне, Дэвид прислушался — нежный голос Тео читал Шекспира.
— Вот почему и волосы и взор Возлюбленной моей чернее ночи, — Как будто носят траурный убор По тем, кто краской красоту порочит, — Дэвид вздохнул, и пробормотав: — Но так идет им черная фата, Что красотою стала чернота, — толкнул дверь опочивальни.— Это о тебе он писал, — сказал Мэтью, что лежал на подушках, закрыв глаза. "О тебе, Тео, ты ведь у нас тоже — смуглая леди".
— Я не леди, мистер Мэтью, — ласково рассмеялась девушка и тут же покраснела: "Мистер Мэтью попросил почитать ему стихи, мистер Дэвид. Простите, пожалуйста…"
— Ничего, — Дэвид наклонился над кроватью. Поцеловав сына в лоб, перекрестив его, он погладил золотые, мягкие кудри: "Вроде уже не такой горячий".
— Я выйду по делам, ненадолго, — сказал плантатор. Не оборачиваясь, он достал из шкатулки, что стояла на каминной доске — пистолет. Положив его в карман сюртука, Дэвид осторожно, чтобы не потревожить больного, притворил дверь. Мэтью улыбнулся девушке: "Читай еще, ты всегда хорошо читала стихи. Помнишь, как ты была Аталией, ну, когда Энтони с нами учил Расина?"
— Помню, — Тео опустила глаза. "А еще я помню, как Энтони продали, — подумала она, — потому что Дэниел уехал в школу, а тебе отец привез белого учителя. И в первый же день этот мистер Тауэр выгнал меня из классной комнаты, сказав, что Господь запретил неграм читать и писать".
Она полистала томик сонетов и вздохнула: "Ваш любимый, мистер Мэтью".
Дэниел посмотрелся в зеркало, что держал перед ним друг и поморщился: "Теперь шрам будет".
Хаим усмехнулся, и похлопал его по плечу: "Небольшой, и он тебя совершенно не портит. А вообще скажи спасибо Мирьям, — если бы не она, ты бы так и плавал сейчас в гавани".
— Как она вообще оказалась на лодке? — Дэниел поднялся и, взял бутылку виски: "Это тебе можно, я знаю, Мирьям мне говорила".
— Ну как, — Хаим принял серебряный бокал, — ты же знаешь мою сестру, — если она себе что-то вбила в голову, ее не остановить.
Дэниел оглядел изящную, уютную комнату и, устало выпив, заметил: "Ну что, друг мой, как мне кажется — недолго нам осталось быть студентами".
Хаим нагнулся и, подбросив дров в камин, обвел рукой большие, обитые кожей кресла, покрытые меховыми полостями, ряды книг на дубовых полках, персидский ковер, что лежал на паркете: "Бросишь все это и пойдешь воевать с британцами?".
— Доучиться я смогу и потом, — Дэниел посмотрел на открытый том, что лежал на рабочем столе: "Даже странно. В январе экзамены, а я думаю совсем о других вещах".
Он вспомнил сильные, маленькие руки, что затаскивали его в лодку, и сердитый шепот: "Вот так, я тебя сейчас обниму, и согрею. Доплывем до берега, и быстро в твои комнаты — там мы тебя разотрем и зашьем рану".
— Нельзя, — сказал себе Дэниел. "Она ребенок, не твоей веры, — нельзя, вам с ней не по пути. Разве только, — он невольно улыбнулся, — еще повоюем вместе. Ее и точно — не остановишь".
— Стране будут нужны хорошие юристы, — внезапно заметил Хаим. "Надо будет писать конституцию, создавать законы, заключать мирные договора…"
— Сначала, — Дэниел выпил еще, — надо добиться независимости от британцев, а потом уже — все остальное. И хорошие врачи тоже, — он рассмеялся, — будут нужны. Переночуешь у меня?
— Да, — Хаим зевнул, — нет никакого желания тащиться обратно на Бикон-хилл. Мирьям уже, который сон видит, наверное. Поесть она мне принесла, так что завтра голодать не буду, — он вдруг наклонил голову: "Стучит кто-то. Неужели Раш решил тебя еще раз осмотреть — на сон грядущий, так сказать?"
Дэниел прошел в переднюю и Хаим услышал удивленный голос: "Папа!"
Высокий, крепкий мужчина по-хозяйски прошел в гостиную. Стряхнув снег с плаща, он грубо спросил: "А вы еще кто такой?"
— Хаим Горовиц, — сказал, поднимаясь, протягивая руку, юноша. "Я друг вашего сына, мистер Бенджамин-Вулф. Мы с ним вместе учимся".
Мужчина хмыкнул, увидев черную, бархатную кипу: "Еще один. Я смотрю, на севере вы так и кишите. Да и вообще — нет страны, которую бы вы не наводнили. Крысы, одно слово".
— Папа! — возмущенно сказал Дэниел, что стоял в дверях. "Как ты можешь!"
Дэвид, не говоря ни слова, повернулся к нему и ударил по щеке — со всей силы. Шов на ране разошелся. Хаим, увидев кровь, велел: "А ну прекратите! Ваш сын ранен, не смейте его трогать".
Дэниел вытер лицо рукавом рубашки, и замер — на него смотрело дуло пистолета. "Так, — сказал отец, дернув углом рта, — я вообще-то, должен бы был отвести тебя, подонка, к губернатору Хатчинсону. Вместе с твоим дружком, который тоже, наверняка, был сегодня в гавани…"
— Мистер Бенджамин-Вулф…, - попытался вмешаться Хаим.
— Заткнись, я, в отличие от британцев, — плантатор кивнул на кровоточащую щеку Дэниела, — стреляю без промаха. Так вот, — Дэвид невесело рассмеялся, — ты все же мой сын. А так, конечно — болтаться бы вам обоим на виселице. Собирайся, — он распахнул дубовую дверь шкапа и бросил к ногам Дэниела кожаную суму.
— Я не поеду в Виргинию, — юноша вскинул светловолосую голову. "Я же учусь…".
— Он учится, — задумчиво ответил Дэвид, разглядывая книги на столе. "Так вот — я прекращаю платить за твой Гарвард, лишаю тебя содержания, и вселю кого-то другого в эти комнаты, которые, если ты помнишь, я купил для тебя. Из завещания я тебя тоже вычеркну, завтра же. Всего хорошего, — он щелкнул курком пистолета. "Чтобы через пять минут и духу твоего тут не было".
— Это же ваш сын, — услышал Дэниел голос друга, и сквозь зубы попросил: "Хаим, подожди меня на улице, пожалуйста".
Он быстро собрал книги. Выдвинув ящик стола, достав кожаную папку с документами, Дэниел посмотрел отцу в глаза.
— Он на мать похож, — внезапно подумал Дэвид. "Может и повесится, как она. Хотя нет — он сильнее, это у него от меня. Спину-то как выпрямил".
— Я завтра пойду и поменяю фамилию, — холодно сказал Дэниел, накидывая плащ. "Вряд ли тебе захочется позорить себя сыном-патриотом, ты же у нас верный пес британцев, дорогой папа. Прощай".