"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Зеленые глаза наполнились слезами, — мгновенно, — и Тео прошептала: «Я забыла. Я ведь пять лет почти…, - она не закончила, и отвернулась.
— Ах ты, бедная моя девочка, — смешливо проговорил Степан. «Ну, все, больше тебе никогда не придется этого делать — ты ведь теперь со мной и так будет всегда».
Тео вдруг вспомнила Волка, — там, далеко, за море и океан отсюда. Чувствуя руку Степана, она закричала, — сладко, освобождено, отчаянно.
— Вот так, — сказал он, продолжая. «Иди сюда, поближе».
Она подчинилась и ахнула:
— Ты три раза была замужем, ты не знаешь, что это? — усмехнулся Степан. Ее глаза широко раскрылись, и она, сглотнув, проговорила: «Я не знала, что может быть. ну…такое..»
— Ну, ты уж договори, — он рассмеялся, и тут же глубоко вздохнул, ощущая ее прикосновение.
«Я, конечно, знаю, какое оно — но все равно, хочется послушать».
Тео приникла к его уху, и он, погладив ее по голове, улыбаясь, сказал: «Ну, спасибо. А теперь ложись удобнее, и помни — я потерплю, главное, чтобы тебе было со мной хорошо».
Она и не знала, что это можно делать так долго — она плыла в каком-то сладком, бесконечном тумане, плача, не стирая слез с лица, слыша свои стоны, и, наконец, очнувшись, измучено проговорила: «Я тоже…, тоже могу».
— Можешь, — согласился Степан, укладывая ее обратно. «Но не сейчас. Сейчас — только я».
В конце, когда она обняла его, — всем телом, не отпуская, оставляя в себе, — он сказал, тяжело дыша, чувствуя ее влагу и сладость: «Ну вот, теперь все так, как надо. Теперь мы дома, любовь моя».
Перед тем, как задремать, — над хижиной уже ярко сияло полуденное солнце, — она спряталась в его руках, свернувшись в клубочек, зевая, и Степан, сам уже — засыпая, прижавшись щекой к гладкой спине, подумал: «Навсегда, это уже навсегда».
Эпилог
Карибское море, январь 1595 года
— Вот так, миссис Тео, — одобрительно сказал хирург «Святой Марии», мистер Мэйхью.
«Перевязывать вы уже научились, а теперь давайте поговорим о том, как обрабатывать раны». Она, было, потянулась за пером, но тут Белла, лежавшая на койке в лазарете, проснулась и, повертев головой, громко, требовательно заплакала.
— Потом продолжим, — улыбнулся Мэйхью. «Идите, миссис Тео, кормите ее, а то сейчас она на все Карибское море раскричится».
Тео села на свою кровать, — в капитанской каюте для нее была поставлена отдельная, — и, посмотрев на бодро сосущую дочь, грустно сказала: «И где же твой папа? Уже два месяца нет его, как ты родилась, сразу и отправился на сушу, и вот — ни весточки, ничего. И о Нике тоже ничего не слышно».
Она погладила темные, мягкие волосы дочери. Белла взглянула наверх, — хитрым, зеленым глазом, и постучала кулачком по груди. Тео вздохнула и переложила ее: «Ну, ешь, ешь, хорошо еще, что молока много».
«Вот тут ты и родилась», — сказала смешливо Тео девочке, оглядывая каюту. «Как брат твой, Дэниел — легко и быстро. Папа твой наверху галеоны расстреливал, а, когда сюда спустился, — у тебя уж и головка показалась. И большая же ты была, — он нежно поцеловала дочь, наклонившись, — восемь фунтов с половиной, вот как». Белла зевнула, и, посапывая, продолжила сосать — уже сонно, медленно.
Тео положила дочь в колыбель, сделанную из старого паруса, и, подойдя к ставням, открытым в солнечный, ясный день, вгляделась в горизонт. Через мгновение, она, подхватив юбку, уже взбиралась по трапу.
— Капитанская шлюпка, — улыбнулся Гринвилль, передавая ей подзорную трубу. «Господи, хоть бы там их было трое, — попросила Тео, рассматривая белую точку, что приближалась к «Святой Марии». Шлюпка была уже почти рядом, и Тео увидела, что Степан в ней — один.
Она вздохнула, и сказала первому помощнику: «Спасибо. Я внизу буду, мистер Гринвилль».
Заставив себя не плакать, она села на койку, и, опустив голову, сжав руки, проговорила: «Ну, где же вы, детки мои? Уже сколько времени вас ищут, — и ничего. Как сквозь землю провалились».
Ворон выпил рома и сказал первому помощнику. «Так. Они уже близко, надо посылать шлюпки к сэру Фрэнсису, и на «Стремление» с «Успехом», хватит им конвои перехватывать, пора делом заниматься. Там десять кораблей идет, вместе с «Желанием», и нас четверо — от этой Картахены и следа не останется. Теперь, — он легко, как в молодости улыбнулся, и помахал каким-то листком, — капитан Кроу нашелся, наконец-то.
— Слава Богу, — облегченно сказал Гринвилль.
— Оставил записку понятно где, что будет ждать там «Желание». Они завернут поближе к Порт-Роялю, и подхватят его. Корабль у него быстрый, так что, — Ворон подумал, — нагонят, ничего страшного. Что у нас?
Гринвилль подвинул ему судовой журнал. «Ну, — протянул Ворон, вчитываясь в записи, — как я вижу, вы тут времени не теряли. Сколько человек вышло из строя?
— Одиннадцать убитых и больше двух десятков раненых, — ответил первый помощник, — но все уже выздоравливают, так что туда, — он махнул рукой на юг, — подойдем почти с полным экипажем.
— И очень хорошо, — Ворон поднялся, — там нам каждый человек понадобится. Теперь пойдемте в оружейные трюмы, посмотрим, сколько нам нужно пороха и ядер, а то сейчас подойдут остальные и начнется драка — он усмехнулся, — надо сразу получить больше.
Степан добрался в каюту только вечером. Дочь спала, разметавшись на спине, раскинув ручки. Она была белокожая, пухленькая и на толстых щечках играл нежный румянец.
«Красавица моя, — прошептал Степан, склонившись над колыбелью.
Он оглянулся, — Тео лежала на своей койке, и плечи ее чуть вздрагивали. Степан опустился на пол, на вытертый, старый ковер, и тихо сказал, не трогая ее, — он не знал, можно ли: «Ну не плачь, я кое-что все-таки узнал».
Жена повернулась, — мгновенно, и в свете фонаря Степан увидел опухшие, покрасневшие глаза. Она протянула руку и улыбнулась: «Уже можно, той неделей все закончилось».