"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Ну и хорошо, — Марфа улыбнулась. «Ты Данилку своего возьми тогда завтра, и к оружейнику сходите, Виллем вас проводит, с утра, как позавтракаем. Мальчик на корабль едет, ему при шпаге надо быть, да и тебе тоже, дорогой зять.
— И вот еще что, — как дочку твою повенчаем, бери-ка ты Федосью со Степой и в усадьбу нашу деревенскую отправляйтесь, а мы к вам на Рождество приедем».
— Марфа Федоровна, — Волк помрачнел.
Женщина положила свою маленькую руку поверх его и, прищурившись, сказала: «Ну и пальцы у тебя, Михайло Данилович, хорошо, что я на Москве ногами-то редко ходила, все больше на возке, а то бы ты у меня кошелек срезал в мгновение ока.
— Вина мне налей, — велела Марфа, и, отпив, продолжила: «Что ты мне сейчас сказать хочешь — так я все это знаю. Побудь хоть немного с женой и сыном-то, Михайло Данилович, вы ж чуть не потеряли друг друга, опять. Да и человек этот, с кем Виллем тебя свести хотел — нет его в Лондоне сейчас, на континенте он. Отдохни, — ласково добавила Марфа.
— Да уж на корабле отдохнул, — буркнул Волк.
— А в усадьбе мужская рука нужна, — задумчиво проговорила женщина, — сам знаешь, что это — когда только изредка приезжаешь. Конюшня там, за лошадьми ухаживать надо, ну там поправить что-то, починить. А после Рождества и сведем тебя с тем человеком, опять же, и языки подучишь, к тому времени.
Волк тяжело вздохнул и твердо сказал: «Ну, если только до Рождества».
— К священнику я сама завтра схожу, — улыбнулась Марфа, — а ты с сыном побудь, все же расстанетесь скоро, и надолго, кто знает, когда Данилка вернется.
— Матушка, — позвал ее Уильям, — а можно мы с Дэниелом, Николасом и Мартой после ужина на Темзу сходим? Светло еще, я им хочу Лондонский мост показать.
— Конечно, — улыбнулась Марфа. «Ты, Питер, тогда проведи зятя своего по дому, покажи ему — что у нас тут где, а мы с Тео и Виллемом поговорим. Дайте-ка мне внука моего, — потянулась она.
— У, какой ты толстый, — рассмеялась она, качая мальчика на коленях. «Дядя твой такой же был».
Уильям покраснел и тихо пробормотал: «Не слушайте ее, я уж и не толстый давно».
Когда прочли молитву, и за большим столом орехового дерева осталось только трое взрослых, Марфа, гладя светлые кудри уснувшего Степы, отпила кофе и тихо сказала:
— Ну не вини себя, девочка. Ты с этим мерзавцем столько лет прожила, понятно, что хотелось как можно быстрее от него избавиться. Надо тебе было, конечно, детей сначала в этот ваш замок отправить, но, сама видишь, он и оттуда Беллу выманил. Бедный ребенок, — Марфа перекрестилась, — он ведь что угодно мог с ней сделать, даже в море выбросить.
Тео расплакалась, и адмирал, обняв ее, вынул из кармана платок, и вытер ей слезы.
— Но ничего, — Марфа потрещала пальцами и хищно, нехорошо улыбнулась, — он ведь сказал тебе, что в Рим поедет брак аннулировать?
— Ну да, — непонимающе ответила Тео, — он ведь католик, мы в Акапулько, в соборе венчались.
— Конечно, — Марфа зло рассмеялась, — а браки у нас аннулируются Апостольским Трибуналом Священной Римской Роты. Напишу в Рим, прямо завтра с утра.
— Фрэнсис, — понимающе усмехнулся адмирал, и обняв Тео, нежно сказал: «Не волнуйся, дочка, если капитан Вискайно хоть ногой ступил на порог курии, мы его найдем».
— А того священника, значит, отец Джованни звали? — медленно спросила Марфа. «И он тебе сказал, что вы во Флоренции встречались? Высокий, смуглый, темноволосый, очень красивый?»
— Ну да, — Тео всхлипнула, — ты не помнишь его разве? Я сразу вспомнила, таких не забывают.
— Помню, — после долгого молчания ответила мать, и добавила, перекрестившись: «Упокой Господь душу праведника».
— Может, он и не погиб, сын же его приемный, Хосе, Майкл говорил, — какие-то иголки там ставить хотел, так в Китае лечат, — вздохнул адмирал.
— Мне Майкл за ужином про казнь эту рассказал, — Марфа посмотрела в окно, на нежный, осенний закат. «Какие бы там иголки ни были — не выжить человеку в яме этой. Как завтра поговорю со священником — помолюсь за душу его».
— Ну, бери мальчика, — она передала Степу дочери, — муж твой там с Питером в его кабинете засел, торговлю с Японией обсуждают, это надолго, чувствую. А тебе до рассвета вставать еще, на рынок идти. За ребенка завтра не беспокойся, с утра я за ним присмотрю, а потом — мистрис Доусон, как вы с Мартой в лавки поедете.
Марфа встала, и, потянувшись, поцеловала дочь в лоб. «В твоей старой комнате будете, — улыбнулась она, — мистрис Доусон туда кровать детскую принесла из кладовой, от Уильяма еще осталась».
— И вот еще что мне скажи, — она зорко посмотрела на Тео, — кузен твой, Ник, как ты на «Желании» у него оставалась — при шпаге был?
— Ну конечно, — пожала плечами Тео, — это же, — женщина покраснела, — дяди Стивена шпага, красивая такая, с эфесом золоченым, там наяды были выбиты, и кентавры.
— А, — коротко сказала Марфа и перекрестила ее: «Ну, спите с Богом, милые».
Проводив Тео глазами, она наклонилась, обняв Виллема, и шепнула: «Ну как мне тебя благодарить-то, любовь моя? Получается, и отец ее, — Марфа показала глазами на дверь, — жив, и видел ты его?
— Еще как жив, — адмирал рассмеялся, — он же меня на год всего старше. Передавал, что, мол, прощения у тебя просит, — ты сама поймешь, за что».
Марфа взяла его руку и поднесла к губам: «Да уж я давно поняла, и простила его. Он ведь мне тогда сказал, что муж мой первый умер, и посмотреть меня на его тело не пустил — а Питер жив был, только ранен. Вот так. Ну да много лет прошло, — она махнула рукой и внезапно, озорно шепнула: «Уильям говорил, ты там картины какие-то мне привез. Так багаж ваш из порта еще до ужина доставили, твои сундуки уже в опочивальне стоят».
Адмирал вдохнул запах жасмина и сказал: «Ты поднимайся, я Питеру и Майклу спокойной ночи пожелаю, и тоже приду».
Марфа сидела на бархатной кушетке, расчесывая волосы, глядя на затухающий над крышами Лондона закат.
Виллем тихо запер за собой дверь и, взяв у нее гребень, попросил: «Позволь мне».
Марфа все смотрела в окно, а потом проговорила: «Ты скажи мне, любимый. Я же вижу — случилось что-то. Скажи, пожалуйста».
Он прижался щекой к мягким локонам, и тяжело вздохнув, начал говорить.