"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Давай я тебе спину поглажу, — предложила Энни, устроившись сзади. «Тебе же легче будет?»
— Легче, — улыбаясь, согласилась мать.
Капитан Ньюпорт посмотрел на берега Джеймстауна и приказал: «Поднимаем якорь, пока ветер с запада, надо успеть выйти из залива. И трап уберите, что он у вас болтается!»
— Капитан! — сказал кто-то. «Смотрите, шлюпка!»
В полумраке было видно только темноволосую голову того, кто сидел на веслах. «Господи, да это ребенок! — потрясенно подумал Ньюпорт.
Мальчик в индейской одежде ловко перебрался через борт корабля, и, сказал, изящно склонив голову:
— Добрый вечер, капитан. Меня зовут Александр Филипп Говард, граф Ноттингем, и я прошу вас передать письмо моим дедушке и бабушке, адмиралу де ла Марку и миссис де ла Марк, в Лондоне, собственный дом, рядом с церковью Святой Елены. А Дэниел Вулф, с которым вы плавали — мой кузен, — мальчик порылся в мешочке на шее и протянул Ньюпорту маленький конверт.
Тот хмыкнул, погладив бороду, оглядывая ребенка: «А почему я должен тебе верить?»
Серые глаза засверкали сталью, и Александр, вскинув голову, коротко ответил: «Слово джентльмена, капитан».
Ньюпорт принял конверт и вдруг спросил: «Это твоя мать стала женой индейского вождя?».
— Враки, — сочно ответил мальчик, и мгновенно исчез за бортом — будто его и не было.
Ньюпорт подождал, пока шлюпка отойдет от корабля и велел: «Ну, что застыли! Быстро всем за работу!»
Он спрятал конверт в кожаный мешок с остальными письмами и посмотрел вперед — в ночную тьму, что скрывала горизонт. «Сьюзен Констант», под полными парусами, шла на восток.
Интерлюдия
Троице-Сергиева Лавра, 3–5 сентября 1608 года
На монастырской стене было тепло, и Петя Воронцов-Вельяминов, на мгновение, зажмурив глаза, улыбаясь, сказал: «Хорошо!»
— Так, значит, более камней таскать не надо, Петр Федорович? — осторожно спросил сзади кто-то из монахов.
— Хорошо, — сварливо отозвался юноша, — это я о солнце говорил, честный отче, жаркое, ровно и лето еще, а с камнями у вас плохо, мало. Давайте, пусть иноки не ленятся, к нашему отъезду стены все должны быть починены. Зря строители простаивать не должны.
Петя перегнулся вниз и посмотрел на монастырский двор. Младший брат, выпятив губу, засунув руки в карманы невидного кафтана, рассматривал веревочный блок, которым камни поднимали наверх.
— А ну спустись! — потребовал Степа, завидев брата. Петр быстро слез по лесам вниз и почувствовал, что краснеет.
— Сие твоих рук дело? — поинтересовался Степан, изящно подняв бровь, указывая на веревки.
Петя посмотрел на брата сверху вниз, — он был десяти вершков, и еще рос, а Степан не дотягивал и до двух, и пробурчал: «Ты занят был, там, в соборе фрески срисовывал».
— Ну да, — Степан помахал рукой рабочим, что стояли на лесах и крикнул: «Отвяжите там все, сейчас переделаем, быстрее пойдет!».
— Ты, Петя, — сказал ласково младший брат, — возьми вон, батюшка велел, с пяток всадников и проедься по округе, не видать ли где Сапеги отрядов, а то вон — говорят он рядом совсем. А этим, — Степа посмотрел на летящие вниз, к его ногам, веревки, — я сам займусь. Как вернешься — обещаю тебе, все камни будут там лежать, — Степан указал на белую, мощную стену.
Петр усмехнулся и, обняв младшего брата, взъерошил рыжие кудри. «Какое небо синее, — вдруг сказал Степан. «А мы так не умеем, Петя, все равно — Господь лучше нас рисует, даже лучше инока Андрея. И цвета у него ярче».
Петр дернул щекой и, наклонившись, шепнул на ухо брату: «Да жива матушка, найдется. И Марья тако же. Обещаю тебе».
Лазоревые, обрамленные темными ресницами глаза посмотрели на него. Младший брат вздохнул и сказал: «Грех так и говорить, Петя, но я вот смотрю на небо и думаю — зачем вся эта красота Господня, если матушку и сестру Он у нас забрал?».
— А ну не смей! — Петя, оглянувшись, вытер брату слезы и улыбнулся: «Все будет хорошо.
Болотникова мы поймали, самозванца — тако же поймаем, у царя Василия Ивановича наследник родится, — все будет хорошо».
— Самозванец в двадцати верстах от Москвы стоит, а вы его до сих пор не поймали, — ядовито отозвался Степан, и старший брат подумал: «Ну, слава Богу. Раньше-то ночами плакал, не успокоить его было, батюшка сидел рядом, руку ему держал, про картины рассказывал, — только тогда засыпал. Два года прошло, Господи, ну где же ты, матушка?».
— Ну, езжай, — сварливо велел Степан и усмехнулся, — может, хоша Сапегу разобьешь, за сие тебе государь вторую саблю подарит, первая, за Болхов, с серебряной рукоятью была, а вторая — уж непременно с золотой, ты другую не бери!
— Иди уже, — Петр наподдал ему пониже спины и повернул к лесам. «Тебе бы уздечку для языка подарить, Степа, уж больно он у тебя длинный!»
— А мне сие нравится, — независимо ответил Степан, и, подозвав к себе рабочих, принялся объяснять — как должно устроить веревки.
— Где батюшка-то? — уже идя к конюшням, обернувшись, крикнул Петя.
— В Успенском соборе, — ответил Степан, указывая на золотые главы. «Потом с отцом игуменом в Троицкий собор пойдет».
Уже вскакивая в седло своего серого, в яблоках жеребца, Петя оглядел монастырскую стену и пробормотал: «Ну, ничего, двенадцать башен тут у них, стены одной больше двух верст, — даже если кто и начнет сюда лезть, так зубы себе и обломает!».
Тяжелые, кованые ворота открылись, и маленький отряд выехал в тихий, еще зеленый лес, что подступал прямо к монастырским стенам.