Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отними от меня.
Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня.
— Это царь Давид пел, — сказала девочка, закончив — как согрешил он.
Лодочник посмотрел на красивое, спокойное лицо блаженной и тихо спросил: «А вы откуда?»
— В Лавре жили, — Марья все держала руку матери, — оттуда — дальше пошли. «Нищие мы, — добавила девочка, — во славу Божью. Эту псальму я в Лавре петь выучилась, — она тихо вздохнула и замолчала.
Возок
Его не было, — Марья на мгновение раздула ноздри и вспомнила его вкрадчивый, тихий голос: «Илюша решил в Москве остаться, Никифору Григорьевичу помочь, потом к нам приедет. Ты не бойся, все будет хорошо, милая».
Она посмотрела в холодные, серые глаза и коротко кивнула. «Как у змеи, — подумала Марья.
«Мы, когда через горы в Краков шли, я их видела — они днем лежат на солнце, не двигаются, а ночью — убивают. Так же и этот».
Возницы тоже не было — кони были распряжены и, привязанные к изгороди, жевали сено.
Марья дернула мать за руку и велела: «Пошли!»
Лес начинался сразу за околицей села — Марья даже не остановилась, чтобы спросить его название. Только утром, когда, переночевав у какого-то ручья, они вышли к деревне, Марья, стукнув в ставни, подняв голову, проговорила: «Где тут Волга?»
Старик, что высунулся на двор, расхохотался: «Эх, милая, там, где солнце встает. Далеко».
— А мы где? — не отставала от него Марья.
— Лавра в десятке верст, — показал рукой старик.
— Спасибо, — ответила девочка, и, взяв за руку мать, посмотрев на восходящее, нежное солнце, твердо сказала: «Значит — сначала в Лавру».
— А там я Богородицу увидела, с лицом матушкиным, — грустно подумала девочка, выбираясь на берег. «И сказали, что это брат мой писал, как в Лавре жил. А потом — в Каргополь уехал, и там, как мы зимовали, — я тоже такую икону видела. Господи, только бы Степа жив был».
Она ласково подтолкнула мать: «Пошли, вон там церковь есть, постоим, соберем милостыню, а потом — по монастырям отправимся, может, знают — где Степа, раз он из Каргополя на Волгу собирался».
Марья вздохнула, и, оправив на матери рубашку, убрав ей, волосы под платок, — стала взбираться на высокий берег. Звенели, переливались колокола церквей, и, она, поймав за руку какую-то старуху, спросила: «Вроде не праздник, что в колокола-то бьют?»
— Молебен во всех церквях городских служили, — набожно перекрестилась старуха, — за победу оружия нашего, над ворогами. Сегодня как раз новые ратники учиться идут, на стрельбище.
— Вон там, — она показала на паперть церкви Ильи Пророка, — земский староста, Кузьма Семенович Минин, деньги собирает — на ополчение.
Марья протолкалась сквозь толпу, ведя за собой мать, и, найдя деревянный, крепкий стол, за которым сидел невысокий, голубоглазый мужичок, сказала: «Желаю пожертвовать».
Кузьма Минин вскинул глаза и улыбнулся: «Ну, давай, девица-красавица».
Марья нашла в мешочке серебряную монету, и, чуть вздохнув, тряхнув головой — протянула ее Минину. Тот сделал отметку в книге и велел: «А ну, забирайся сюда, как зовут-то тебя?»
— Марья, — девочка оглянулась на мать и приказала: «Стой тут!».
Минин поднял ее повыше и крикнул: «Вот, православные, дитя невинное, — последнюю копейку отдает заради страны нашей! Так не жалейте и вы, заради ополчения, заради веры православной, чтобы был у нас царь исконный, Земским Собором, всем народом нашим избранный!»
— Не жалейте! — звонко крикнула Марья и вдруг застыла — мать стояла, закинув лицо в небо, что-то шепча. Снежно-белый голубь, покружив над куполами церкви, сел ей на плечо. Мать, протянув руки, — толпа, ахнув, расступилась, — запела:
Со креста узрев, сын божий, Плачущую мати, Услыхав ее рыданья, Тако проглаголал: "Не рыдай, мене, о мати, И отри ток слезный, Веселися ты надеждой — Я воскресну, царем буду Над землей и небом… Я тогда тебя прославлю; И со славой вознесу тех, Кто тя возвеличит!..— Утрите слезы, — тихо, ласково сказала Лиза. — «Ибо с вами Сын Божий, ведет Он рать к победе, и благословляет нас».
Толпа, крестясь, стала опускаться на колени, и Минин услышал рыдающие голоса:
«Знамение! Знамение!»
Марья слезла со стола, и, подойдя к матери, обернувшись к Минину, сказала: «Господь вам в помощь».
Женщина и девочка шли к воротам Кремля, и Минин, посмотрев им вслед, перевел взгляд на стол, — заваленный серебром.
— Так, — сказал Федор, натягивая кафтан, проверяя пистолеты. — Пусть эти двое делом тут занимаются, а не гуляют, понял? Присматривай за ними, Степан.
Младший сын, что укладывал в седельную суму свертки с едой, распрямился, и, чуть улыбаясь, ответил: «А как же, батюшка, беспременно буду».
— А что это ты ухмыляешься? — подозрительно спросил Федор и подумал: «Правильно, что я им сейчас не стал говорить. Привезу Ксению, и тогда уже все объясню. Господи, хоша бы поскорее этих поляков из Москвы выбить, и делом заняться. Вон, в Англии — при Елизавете не воевали, сейчас тако же — со всеми в мире, и нам сие не помешает. Хоть страну в порядок приведем, перед людьми стыдно не будет».