Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
Шрифт:
Он оставил кузену кардамон, в бумажном пакетике. Сделав себе еще чашку кофе, Виллем присел на каменный подоконник. Он зажег дешевую папиросу, помахав Аврааму. Кузен исчез, завернув за угол. Распечатав письмо, Виллем услышал ласковый голос матери:
– Дорогой сыночек! Мы с папой надеемся, что у тебя все в порядке. Элиза передает большой привет. Они с Давидом и Маргаритой приземлились в Амстердаме. Давид забирает мальчиков, и они приезжают в Мон-Сен-Мартен, на все лето. Гамен чувствует, что его хозяйка возвращается, скачет от радости, целый день. Весна у нас теплая, дружная. Цветы в саду распустились.
Вода фонтана Треви рассыпалась сверкающими струями. В голубом небе колыхались триколоры, с фашистскими эмблемами. Белокурый мальчик, в матросском пальтишке, восторженно хлопал в ладоши: «Вода, вода!». Тони заправила под шапку мягкую прядку:
– Пойдем, милый. Ты увидишь папу… – Уильям потянул ее к фонтану: «Здесь!»
Они приехали в Рим вчера вечером, и провели ночь в отеле, на виа дель Корсо. Тони пришлось задержаться на неделю в Милане, при пересадке. В поезде из Цюриха в Италию, Уильям стал капризничать. Тони поняла, что сына продуло в самолете. В Милане, взяв такси, она поехала в отличную гостиницу, у Дуомо. Тони велела портье вызвать детского врача. Оказалось, что у мальчика небольшая простуда. От Милана до Рима было всего четыре часа на поезде, но Тони не хотела рисковать.
Она отлично провела время в городе. Уильям пил лекарства, играл с приглашенной няней, в номере. Тони ходила в картинные галереи, в магазины и даже навестила оперу. Город усеивали фашистские флаги, и портреты дуче, но кофе варили отменно, а продавцы, вежливо, улыбались. Италия привечала туристов. На улицах Тони слышала французский, немецкий, и английский языки. В страну приезжало много американцев. В Альпах лежал снег, катание было отличным. Тони купила кашемировый шарф, перчатки и сумку, а сыну, пальто, и ботиночки мягкой, хорошо выделанной кожи.
– Мы вернемся, милый, – уверила его Тони.
В Милане она обедала в гостиничном ресторане, где повар готовил для мальчика овощные пюре, и варил ему говядину. Тони заказывала в номер фрукты и сыры, итальянское вино. Жар у сына спал, доктор позволил им ехать дальше:
– В Риме теплее, – он потрепал Уильяма по голове, – подышите морским воздухом, в Остии… – в гостинице Тони сказали, что всю прошлую неделю шли дожди, но сейчас погода улучшилась.
– Пойдем, – она взяла ладошку сына. Тони провожали долгими взглядами. Она скрыла улыбку:
– Итальянцы похожи на испанцев, не скрывают восхищения женщиной. Не то, что в Англии, с нашей чопорностью… – Тони сегодня оделась с особой тщательностью, в облегающий, сшитый по фигуре костюм. Юбка из темно-синего твида едва прикрывала колени, в тонких, шелковых чулках. Длинные ноги, в новых, купленных в Милане туфлях, уверенно ступали по брусчатке. Тони помнила, что идет в католический университет. Девушка надела хорошенькую шляпку. Белокурые, завитые щипцами локоны, падали на плечи. Она была похожа на Джоан Фонтейн. Тетя Юджиния первой сказала об этом Тони, посмотрев фильм с актрисой. Они с Питером пошли в кино. Тони убедилась, что, действительно, напоминает
– Нас часто путают, месье. К сожалению, я не мадемуазель Фонтейн.
– Вы гораздо красивее, – горячо сказал итальянский офицер. Он донес пакеты Тони до гостиницы. Девушка отговорилась от приглашения на чашку кофе, указав на палец, в перчатке: «Я замужем, месье».
Тони, утром, сверилась с картой. От фонтана Треви до Папского Грегорианского Института было десять минут ходьбы. Уильям, сначала, ковылял рядом, а потом попросился на руки. Мальчик обнял ее за шею: «Мама!».
– Скоро вы с папой встретитесь… – Тони, утром, стояла в ванной:
– А если тетя Тереза и дядя Виллем сообщили, что я за Питера замуж собираюсь? Ничего страшного, – девушка тряхнула головой, – я Виллему все объясню. Скажу, что была одинока, что ошиблась. Маленький его назовет папой, все будет хорошо… – Тони поднималась вверх, к холму Квиринал, вспоминая маленькую комнатку в Барселоне, его шепот: «Я тебя сразу полюбил, когда увидел. Тони, Тони…»
– Я скажу, что фон Рабе принудил меня передать координаты… – Тони подняла голову, к большому, серого мрамора зданию. Над портиком были выбиты буквы: «Pontificia Universitas Gregoriana». Она услышала звон колокола, Уильям встрепенулся: «Бам!»
– Церковь, милый мой… – вокруг было много храмов. Тони видела, из окна номера, купола и шпили. Портье отметил на плане города Испанскую лестницу: «С нее открывается отличный вид на Ватикан, мадам».
– Это потом… – Тони позвонила у высокой, дубовой двери:
– Виллем переедет в гостиницу. Он снимет обеты, мы обвенчаемся. Отправим телеграмму его родителям, я свяжусь с Джоном. Скажу, что Виллем написал, из Рима, и я к нему поехала. Питер меня простит, он джентльмен. Он поймет, что я согласилась на свадьбу от безысходности, от страха за маленького… – щель в двери приотворилась. Тони сказала, по-французски:
– Я бы хотела увидеть вашего студента, брата Виллема де ла Марка. Я его родственница, леди Холланд, из Лондона. Я навещаю Рим, с ребенком… – Тони решила не говорить привратнику, что Виллем, отец мальчика:
– Я все скажу, когда он придет… – дверь отворилась, она шагнула в скромную, с распятием темного дерева, приемную, – маленький похож на него, как две капли воды… – ребенок, распахнув большие, серые глаза, прижался к матери. Уильям всегда так делал, в незнакомых местах, но быстро осваивался. Монах в черной рясе, вежливо, указал на скамью: «Присаживайтесь, синьора». Улыбнувшись Уильяму, он скрылся за еще одной дверью. Тони осталась наедине со вторым монахом. Уильям велел: «Ногами! Ногами, мама!».
Они гуляли по маленькой комнатке, где пахло воском и ладаном. Расстегнув мальчику пальтишко, Тони сняла его вязаную шапку. Второй монах, тоже в черной рясе, не отрывался от молитвенника. Бил колокол, Тони сцепила пальцы:
– Недолго осталось. Как я соскучилась… – дверь скрипнула, она остановилась. Уильям недовольно потянул ее за руку: «Еще гулять!»
Это был не Виллем. Монах вернулся за конторку:
– Брат де ла Марк не может вас увидеть, синьора. Всего хорошего… – он махнул в сторону открытой на площадь двери. Тони сглотнула: