Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
Шрифт:
– Но это пока, – они с графом, в полном молчании, пили пиво. Волк бросил взгляд на деревянные стены забегаловки:
– Скоро здесь развесят правила обслуживания трудящихся… – он с хрустом разгрыз огурец:
– За квартирой я слежу, но в ней второй день никто не появлялся. Если не считать обыска, конечно… – он утащил у кузена шведскую сигарету.
Волк подпирал стену, напротив дома рава Горовица, закрывшись газетой на литовском языке. С обыском приехал Петр Семенович. Волк не беспокоился, в квартире у рава Горовица ничего подозрительного не имелось. Доллары они продали, а золото Аарон сразу передавал Волку. Петр Семенович спустился вниз, в сопровождении солдат, несущих какой-то ящик.
– Радиоприемник, наверное, забрали, – пробормотал себе под нос Волк, – они из Аарона будут делать агента британской разведки. Он в Польше жил, до войны. Беженцев арестовывают… – он так и сказал Наримуне. Кузен вздохнул:
– Я встречался с атташе американского посольства. Больше никого здесь не осталось. Все дипломаты, на той неделе в Стокгольм улетели… – атташе обещал сходить в советскую администрацию Каунаса. Наримуне отправился туда вместе с ним. Граф ждал в еще не закрытом кафе, напротив. Американец, после визита, развел руками:
– Они утверждают, что ничего о мистере Горовице не слышали… – заказав кофе, он добавил:
– Хорошо, что я, немного, знаю русский язык. Иначе я бы не представлял себе, как с ними разговаривать… – сцепив длинные пальцы, Волк покачал ими, туда-сюда:
– Конечно, они бы ничего другого и не сказали, Наримуне. НКВД не собирается делиться никакими сведениями… – он почесал белокурую голову:
– Надо что-то придумать. По моим сведениям охрану Девятого Форта сменили. В нем теперь только войска НКВД. Их не подкупить, в отличие от литовцев… – бросив пиджак на деревянную лавку, он засучил рукава рубашки.
Наримуне смотрел на синие рисунки, на сильных, загорелых руках. Граф, внезапно, поинтересовался:
– Девушки, когда ты им французом представляешься, не спрашивают, откуда у француза такое… – он указал на татуировки: «Они же у тебя не только на руках».
– Не только, – весело согласился Волк:
– Девушки, мой дорогой, у меня с четырнадцати лет спрашивают, только об одном. Обо всем остальном они просто забывают, стоит мне рядом оказаться… – подняв бровь, он щелкнул пальцами: «Kitas alus, prasom!». Им принесли еще две кружки. Волк добавил: «Я здесь успел кое-каких слов нахвататься. В будущем пригодится».
– У нас тоже такие люди есть, как ты, – граф, невольно, улыбнулся: «Называются „якудза“. Очень древнее занятие. Они в эпоху Эдо появились, в начале семнадцатого века.»
– Моя семья старше, – довольно отозвался Волк:
– Я читал о Японии, – закинув руки за голову, он потянулся, – «Фрегат «Паллада», Гончарова. Очень интересно. Ты, наверное, о таком писателе и не слышал. Наш, русский, прошлого века… – темные глаза кузена взглянули на Волка:
– У нас его переводил Хасэгава Тацуноскэ. Я читал «Обломова», «Обрыв»… – Максим помолчал:
– Хорошо, что мы с тобой образованные люди, но, образование не поможет пробраться в Девятый Форт… – на смуглом пальце кузена блестело золотое, обручальное кольцо.
– Я вам даже подарка не принес, – заметил Волк.
Церемония прошла быстро. В свидетели они взяли консульского шофера, японца. На руках у Регины оказалась справка о браке, подписанная Сугихарой-сан и латвийским консулом. Наримуне отправил радиограмму в Стокгольм. Граф получил ответ, из которого следовало, что супруга посла по особым поручениям обладает дипломатическим иммунитетом. Регина, конечно, наотрез отказалась покидать Каунас. Она стукнула маленьким кулаком по столу:
– Речи о таком быть не может. Меня никто не тронет. Я нужна тебе, я нужна нашему… – покраснев, она поправила себя, – то есть Йошикуни, Аарон в тюрьме. Я никуда не уеду… – Наримуне курил у окна, выходящего на террасу. Малыш играл с грузовиком. Граф, отчего-то, подумал:
– У него нет ни танков, ни ружей, ни военных самолетов. Он даже не обращает на них внимания, в магазинах игрушек, мимо проходит. Господи, настанет ли время, когда мы прекратим воевать… – он мягко сказал:
– Нашему сыну, Регина. Он и твой сын тоже. Я прошу тебя, – Наримуне взял ее за руку, – не надо рисковать. Я останусь здесь, а вы…
– Мы тоже останемся, – серо-голубые, большие глаза, блестели:
– Я дальше лавки на углу все равно не хожу. Никакой опасности нет… – от нее пахло куриным супом и пряностями, у нее было мягкое, нежное плечо, под простой, хлопковой блузой. Она обняла Наримуне:
– Иначе, зачем жениться? Я тебя не брошу, никогда. Рут говорит Наоми: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду, где ты переночуешь, там и я останусь…»
– Твой народ будет моим народом… – смешливо продолжил Наримуне. Жена вздернула нос:
– В том смысле, что я выучу японский язык, и буду носить кимоно, когда понадобится… – представив ее в белом, шелковом, ночном кимоно, Наримуне сжал зубы:
– Ей не до этого сейчас. Надо потерпеть. Она не о таком думает, а о своем кузене… – он смотрел поверх головы Волка в окно пивной. Граф замер, увидев летчика, с Халхин-Гола. Майор Воронов носил авиационную, темно-синюю форму, с голубыми петлицами. Его сопровождал, судя по всему, ординарец, с плетеной корзинкой.
Совершенно невозможно было, решил Наримуне, рассказать Максиму, будь он хоть трижды кузеном, всю историю их знакомства с майором Вороновым. Граф не хотел, чтобы о подобном знал еще кто-то, даже его собственная жена. Он собирался признаться Регине, что помогает СССР, но, как говорил себе Наримуне, не сейчас.
– Когда мы доберемся до Японии, когда все успокоится. Может быть, Лаура замуж выйдет. Или не говорить ей о Лауре… – Наримуне не мог лгать, притворяясь, что Лаура сама оставила ребенка:
– Регина никогда в жизни такому не поверит, – думал он, – и будет права. Бесчестно чернить имя Лауры… – граф успел понять, что за характер у его жены. Он боялся, что Регина настоит на встречах Йошикуни с матерью.
– Не потому, что она малыша не считает сыном… – он курил, глядя на каштановую голову в фуражке, – а потому, что она справедливый человек, честный. Как сказано в Библии: «Правды, правды ищи… – Наримуне тяжело вздохнул. Майор Воронов рассчитывался за провизию. Волк, незаметно, скосил глаза в окно: