Вельяминовы. Время бури. Книга первая
Шрифт:
– Для некоторых стран, и подобный способ не подходит. В России мы в посольство средства отправляем, что более опасно… – возвращаясь от Бромли в контору, Питер подумал, что не сегодня-завтра британское посольство в Берлине закроют, а персонал эвакуируют. Такое произошло в Праге и Вене, и, судя по всему, должно было случиться в Польше. Несмотря на субботу, Сити работало, улицы наполняли прохожие. Питер, по дороге, купил The Times. Он прочел о завтрашнем заседании парламента, вспомнив голос матери:
– Неслыханная вещь. В последний раз Палата собиралась в воскресенье больше ста лет назад, в наполеоновские времена…
Леди Юджиния приехала домой к полуночи. Питер провел вечер в особняке Холландов. Няня отпросилась до утра. Он принес из аптеки морфий, отправив Тони с ребенком в постель. Кузина вытерла распухшие глаза:
– Спасибо, Питер. Разбуди меня, сразу, если что-нибудь… – Тони не закончила. Пока Питер бегал за лекарством, Уильям заснул. Тони хотела сама понести мальчика домой, но Питер забрал его: «Ты устала». Они вышли из особняка Кроу. Тони, тихо, сказала:
– Папа терпит, но это ужасно, Питер. Я была в Испании, в госпиталях, я видела смерть. Я не думала, что не смогу… – она отвернулась, щелкнув зажигалкой.
Когда они вернулись в Лондон, из Банбери, отцу стало хуже. Он, все равно, настаивал на работе. Вчера, после утренних новостей по радио, к отцу приезжал Черчилль. В особняке жили охранники, но Тони казалось неудобным просить их варить кофе. Девушка справлялась на кухне сама. Они, в любом случае, мало ели. Няня готовила для Уильяма, Тони завтракала и обедала в детской, с мальчиком. Брат, по возвращению в столицу, все время проводил в Уайтхолле. Тони делала сэндвичи для охраны и врача. Отец ничего не просил, только с трудом проглатывал несколько ложек бульона.
Доктор сказал, что опухоль, из легких, распространилась на позвоночник, и печень. Отец полусидел на большой кровати, накрытый одеялами, бледное лицо было бесстрастным. На мозаичном столике, рядом, стояло включенное радио. Иногда врач давал ему затянуться сигаретой. Доктор объяснил, что это ничего не изменит.
Зайдя в спальню, с подносом, Тони услышала слабый голос отца:
– Он должен выступить по радио, Уинстон. Чемберлен пусть говорит, ему по должности положено, но страна ждет речи короля… – Тони замерла, у двери. Отец долго кашлял, а потом прошептал:
– Спасибо. Выброси платок, незачем девочку пугать… – Тони знала, что опухоль в легких отца распадается. В Банбери у него несколько раз шла горлом кровь:
– Пусть его наставник… – чиркнула спичка, – что хочет, то и делает, но нам нужен король у микрофона, с уверенным голосом. Мы вступаем в невиданную доселе войну, Уинстон. Люди должны понимать, что монарх поведет их за собой… – король Георг заикался, но занимался с преподавателем. Тони пошевелилась, бархатные портьеры зашуршали, отец оборвал себя.
Отослав Тони, с ребенком, в детскую, Питер пошел в спальню герцога. Он не видел дяди Джона с прошлой осени и даже, сначала, не узнал его. Питер испугался, увидев исхудавшее, мертвенно-бледное лицо. Врач быстро сделал укол морфия, веки герцога дернулись, Питер наклонился над кроватью.
– Вовремя… тебя выпустили… – морщинистые губы, коротко улыбнулись, – помнишь, что я говорил? По нынешним временам каждый порядочный человек должен посидеть в тюрьме… Встретишься с Черчиллем, когда… – герцог, казалось, впал в забытье. Радио бубнило, передавая результаты скачек. Питер, было, протянул руку к рычажку. Он почувствовал прикосновение холодных пальцев:
– Оставь… – попросил дядя Джон, – я жду… И буду ждать… – Питер понимал, чего ждет герцог.
Мать, до завтрака, зашла к Холландам. Она вздохнула, садясь в лимузин:
– Сегодня заседание депутатов от лейбористской партии. Чемберлен, по слухам, собирает кабинет. Завтра все узнаем… – Питер поцеловал ее в лоб: «Береги себя».
– Тони спит… – Юджиния держала ключи от машины, – пусть отдохнет, бедная. Маленький Джон вчера ночью появился, и опять уехал… – Питер, вечером, сказал кузине:
– Это твой отец, Тони. Ты не обязана быть всегда сильной. Ты помни, – он погладил белокурую голову Уильяма, – мы все здесь. Я здесь… – в спальне герцога он стоял у окна, оглядывая пустынную, освещенную фонарями площадь. Питер вспоминал встречу с кузенами, в Праге:
– Каждый порядочный человек должен отсидеть в тюрьме. У меня был срок, очередь за ними. Авраам, скорее всего, тоже воевать начнет. Все разговоры, что британцы для Палестины хуже Гитлера, чушь. Тамошние евреи пойдут в армию, как все остальные… – Питер опасался, что его в армию никто не отпустит. Заводы «К и К» производили стратегически важные материалы:
– Или мама опять начнет управлять. Однако она в парламенте, у нее времени нет… – Скиннер принес две запотевшие бутылки холодного, белого бордо, урожая пятилетней давности и блюдо с первыми устрицами сезона.
Маленький Джон позвонил Питеру за час до предполагаемой встречи. Он попросил увидеться не в конторе, и не в Брук-клубе, а в закусочной Скиннера:
– Мне надо возвращаться в Уайтхолл, а в правительстве всегда плохо кормят… – кузен вздохнул:
– Я говорил с Тони, никаких изменений… – по телефону, Скиннер прервал Питера:
– В любое время, мистер Кроу. Приходите, когда хотите, кабинку я приготовлю… – граф Хантингтон шагнул внутрь. Питер разливал бордо по стеклянным, простым стаканам.
Под прозрачными глазами Маленького Джона залегли тяжелые тени. Он пожал руку Питеру:
– Завтра Чемберлен обратится к стране… – мужчина опустился на старый, рассохшийся стул:
– С южных баз пошли бомбардировщики, во Францию… – они помолчали, Питер кивнул:
– Это хорошо. Ты ешь, пожалуйста… – он открывал устрицы. Маленький Джон все еще слышал яростный голос дяди Джованни, в итальянской кофейне, за углом от Британского музея: