Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Аушвиц освобождали русские. Скорее всего, он доходил, как выражался Копыто. Его спасли, поставили на ноги, он решил остаться в СССР. С покойной тетей он развелся, тетя Элиза погибла, а своими детьми, он, кажется, никогда не интересовался… – узнав, что Маргарита выжила и учится на первом курсе медицинского факультета, дядя, удовлетворенно, заметил:
– Отлично, пусть она и девушка, однако она пошла по моим стопам… – Циона удивилась:
– Иосиф тоже хочет стать врачом… – профессор отмахнулся:
– Из него выйдет обыкновенный армейский костолом. Надеюсь,
– Если бы я была его женой, я бы расколотила о его голову всю посуду в доме, в первую неделю брака. Его не заткнуть, он словно павлин на току. Тетя Элиза терпела его только потому, что она выскочила замуж прямо из монастырской школы… – профессор жужжал о своих заслугах, открытиях, почти полученной Нобелевской премии, и звании Героя Социалистического Труда. Награду он ожидал к сорокалетнему юбилею революции:
– Он еще и в партию вступил, – усмехнулась Циона, – а в Европе его называют героем еврейского народа, трагически погибшим в Аушвице. Ладно, профессор Кардозо меня не занимает, если не считать одной детали… – деталью было письмо, которое Ционе требовалось отправить в Швейцарию. Она была уверена, что Максимилиан ее ищет:
– Он не оставит меня в руках русских, он меня спасет. Тем более, со дня на день у нас родится сын, наследник фон Рабе… – Циона знала, что это мальчик. Московский врач обещал ей крупного ребенка:
– Вы и сама не маленькая, – заметил доктор, – вытянулись за сто семьдесят сантиметров. Но набор веса в норме, давление отличное, белка в моче нет. Никакой опасности эклампсии, вы можете спокойно перенести перелет… – Ционе не говорили, куда ее привезли, однако дядя не преминул похвастаться владениями:
– После родов я устрою экскурсию, – пообещал он, – у нас отличный парк, с пальмами и розарием, каскад фонтанов, бассейны… – он пыхнул ароматной сигаретой в зарешеченное окно, – местечко ничуть не хуже Канн, племянница… – дядя поинтересовался ее первыми родами. Циона рассказала давно отрепетированную историю своего, как она выражалась, так называемого брака:
– Я его никогда не любил, – хмуро отозвался Кардозо, услышав об изнасиловании, в Израиле, – он беспринципный шпион, у Холландов это в крови… – с точки зрения Ционы, дядя мог и поостеречься, рассуждая о принципах:
– Вряд ли он лечит несварение желудка и аппендицит, – усмехнулась про себя девушка, – он, кстати, мог работать на немцев. Если близнецы видели его в Аушвице, в госпитале, немудрено, почему они замолчали… – об Израиле Циона говорила мало и неохотно:
– Я не хочу ничего вспоминать, дядя… – она прижала красивую руку к большой груди, – Джон меня вырвал из родной страны. Он заставил меня бросить музыку, принудил исполнять его грязные прихоти… – Циона поморщилась, – он забрал у меня дочь, под предлогом моей, якобы, нестабильной психики… – Кардозо, ободряюще, сказал:
– Забудьте о нем, моя девочка. Вы в безопасности, все закончилось… – он помялся, глядя на ее живот:
– Но это его ребенок… – Циона подалась вперед:
– Дитя ни в чем не виновато, дядя! Малыш не обязан знать, кто его отец. Я воспитаю его достойным человеком… – Циона сделала вид, что бежала из Британии, пользуясь знакомствами военных времен:
– Мы с господином Котовым встретились в Польше, – объяснила она, – мой покойный жених, пан Блау… – девушка отерла глаза, – был коммунистом, до войны. Он руководил партизанским отрядом Гвардии Людовой… – скелет Копыта лежал на дне Средиземного моря. Мертвые, как напомнила себе Циона, не разговаривали. Беднягу пана Блау, по словам Ционы, застрелили арабы:
– Мне было некуда больше прийти… – тяжело вздохнула девушка, – Джон восстановил всю семью против меня. Дядя Авраам считает, что я сумасшедшая… – о Фриде, она благоразумно не упоминала:
– И дядя о ней не спрашивает, – поняла Циона, – вот и хорошо. Московский врач поверил, что у меня вторая беременность, и профессор Кардозо тоже поверит… – она предполагала, что дядя выезжает с острова:
– Я напишу письмо шифром, – решила Циона, – скажу, что это весточка, для швейцарской подруги. Ему, наверняка, позволяют отправлять корреспонденцию на запад… – завтра дядя обещал ей полный осмотр, с анализами:
– Но, судя по всему, беременность протекает отменно… – извинившись, он ловко ощупал живот, – плод в правильном положении, крупный, но и вы, племянница, тоже высокая. Все пройдет гладко, я сам приму ребенка… – от больших, теплых рук, пахло сандалом. Циона заметила легкий румянец, на его щеках:
– Когда он меня касался, он дышал чаще обычного. Ему еще нет пятидесяти, он здоровый мужчина… – Циона задумалась, – Максимилиан ни о чем не узнает, а мне надо покрепче привязать его к себе. Вокруг него одни ученые девицы, плоские, как доска… – она, невзначай, приспустила шелк халата с груди:
– Я беспокоюсь о сосках, дядя, – Циона распахнула серые глаза, – с Полиной меня преследовали трещины. Если родится мальчик, он будет сильнее, крепче… – она заметила красные пятна, у него на шее:
– Точно, у него нет женщины. Нет, значит будет, и очень скоро… – профессор откашлялся, отведя глаза:
– У меня есть рецепт отличной мази, на такой случай. Я сам сделаю лекарство, если придет нужда. Козье молоко, ланолин и овсяные отруби. Отруби, настоящая природная кладовая, племянница… – он не отпускал края ее атласного бюстгальтера. Зимой, на подмосковной даче, Циона вытребовала себе личную горничную и визиты портнихи:
– Я жду ребенка, – гневно сказала она, по-английски, начальнику охраны. Офицер, кое-как, владел языком:
– Жду ребенка, – повторила она по складам, – я не могу ходить в обносках. Мне нужен мех, на дворе морозы… – Ционе привезли и канадскую норку, и сшитое по ее меркам белье. Отстранившись, запахнув пеньюар, девушка заметила жадный огонек, в голубых глазах:
– Он еще видный мужчина, – хмыкнула Циона, – ничего, пусть помучается. Завтра я позволю немного больше… – озорно глядя на него, Циона взяла американскую сигарету. Дядя поцокал языком: