Венчание со страхом
Шрифт:
Он молчал. Глядел на темные окна жилища Кораблиной.
— Ну? — Катя не отпускала его.
— Ладно. — Он выдохнул, словно собираясь прыгать в воду. — Черт с тобой.
— Когда?
— В среду — полнолуние.
— И что?
— Приезжай сюда к одиннадцати. Одна, без этих ваших дегенератов в масках с дубинками. Я отвезу тебя к нему… к нам.
Катя разжала пальцы.
— У вашего Акелы есть нормальное имя? — спросила она с усмешкой. — Тебя вот тоже Чилем звать как-то не очень.
— Иван.
— А
Жуков отвернулся.
— Я приеду в среду в одиннадцать вечера одна, — пообещала Катя. Помедлила, а затем зашагала к остановке через этот темный, душный дворянский вишневый сад.
Пройдя немного, остановилась.
Жуков все стоял у школьного крыльца. Шлем его, черный, без рыцарского плюмажа, скатился с мотоцикла и валялся в траве.
— Что же ты? — крикнула Катя. — Иди к ней. Она же ждет. Иди! — И добавила шепотом: — Щенок бесхвостый.
Глава 23
ЗАГАДКА ЖЕНЩИНЫ
Было семь часов знойного вечера на Яузской набережной, когда в квартиру Мещерского, проигнорировав звонок, кто-то громко и требовательно постучал. Открыв дверь, Сергей узрел на пороге Вадима Кравченко. Тот отодвинул хозяина с порога, прошел в «географическую» комнату, сел на диван и, достав из кармана джинсов сигареты и зажигалку, закурил.
— Сегодня я ночую у тебя, старик, — сообщил он невозмутимо.
Мещерский тоже сел на диван.
— Снова поссорились? — спросил он. Кравченко отрицательно покачал головой.
— А что тогда случилось?
— Ничего. Она сказала: «Иди куда-нибудь, сегодня ты мне мешаешь».
— Катя собирается работать? Она же говорила, что не начнет новую книгу, пока…
Мещерский умолк. Кравченко скрестил руки на груди и медленно вытянулся на диване. Сигарета прилипла к его нижней губе.
— Ничего, что я к тебе? Домой не хочу, — сказал он тихо.
Мещерский кивнул.
— И что вы друг с другом делаете? Зачем?
— Свобода, равенство, независимость, творчество, — перечислил Кравченко и усмехнулся, — еще чувство юмора и невмешательство.
— Во что?
— Во все, когда это касается работы.
— Ты сам виноват в этом, Вадя. Ты начал это первый.
— Знаю, — Кравченко выпустил дым колечками, — кажется, я снова начинаю курить.
— Она же в шутку так сказала. Я уверен. — Мещерский вздохнул.
— Конечно, в шутку.
— А ты? Чего же ты? Зачем ты вот так?
— Она пошутила: «Ты мне мешаешь», — сказала она ангельским своим голоском. — Кравченко словно дирижировал сигаретой. — «Иди куда хочешь». А я… я просто правильно понимаю подобные шутки. Чувство юмора… Но скажи мне лучше вот что: почему это чаинки, взятые из одного пакета, ведут себя по-разному? Одни тонут сразу, а другие долго плавают? Я за завтраком вчера
— Глупец ты. Ох, какой же ты глупец! Как собака на сене — ни себе, ни другим.
— А ты попытайся.
— Дурак. — Щеки Мещерского вспыхнули. — Еще слово — в морду получишь.
— Вульгарно выражаетесь, князь Мещерский. Очень вам не идет.
— Да пошел ты!
— И ты туда же, — Кравченко перевернулся на живот. На широкой спине его, обтянутой серой футболкой, перекатывались мускулы. Рука с сигаретой безвольно свесилась вниз. — Ну и куда же я пойду?
— Что у вас там с Катей произошло?
— Ничего ровным счетом. Она ездила в Каменск к той девчонке. Вчера торчала весь день на работе. Потом пришла. Ну, все как обычно: ты ее знаешь — очень мило, очень радушно и дружно. Потом я… ну, в общем, что я — это не главное. Она же просто была в этот миг где-то не здесь, не со мной. Сидела, как болванчик китайский над томиком сказок дурацких, и все повторяла фразу из «Маугли»: «Было семь часов вечера в Сионийских горах, когда Отец Волк…» А глаза… Ну, знаешь это ее состояние. В упор она нас всех не видит, когда это находит на нее. Потом вот пошутила со мной… так. Ну а я не стал ей докучать.
— А где же ты целую ночь болтался?
— Нигде. Сел в машину и поехал.
— А днем?
— В офисе. Дела, брат, делишки…
— И не звонил ей? — допытывался Мещерский. Кравченко снова выпустил дым колечками.
— Странные вы люди, Вадя.
— Я — один.
— Нет, вы оба! — Мещерский тряхнул приятеля за плечо. — А я круглый болван, потому что служу громоотводом между вами. Она же… Катя… Ей же помощь нужна! Она сама только позавчера говорила: хочу, чтобы мы все вместе…
— Раскрывали убийства, — передразнил Кравченко. — Все раскрывали, раскрывали.
— Ничего смешного. Она же чувствует, как вы отдаляетесь друг от друга. Она хочет этому помешать. Но по-иному она не может. Ты сам виноват в этом. Эти ваши отношения — твое детище. Когда она чувствует, что ты не отзываешься, она просто замыкается.
— Она могла бы попросить меня.
— Да не будет она тебя просить! — взорвался Мещерский. — Пора б тебе уж знать ее характер. Она ни о чем таком тебя просить не будет, потому что ты сам…
— Я себя уже не переделаю, Серега.
— А она себя — тем более.
Кравченко оперся на руку и приподнялся.
— Ну было б все дело в мужике, — молвил он горько, — я бы понял. А так…
Мещерский только махнул рукой. Потом спросил:
— Она дома сейчас?
— Вчера сказала, что снова поедет сегодня в Каменск. Дома, наверное, уже.
— А зачем она туда опять собралась? Кравченко пожал плечами.
— После таких шуток как-то нетактично мне было, старик, интересоваться.