Венчание со страхом
Шрифт:
— Слушай, проехали. Так надо было, — виновато шепнул Колосов. — Я его ну не мог сразу взять, пойми. Не на чем цеплять было. Зато сегодня… Будь человеком, выручи еще раз. Мои орлы — сам видишь — салаги еще. Так все молодцом у них, но — горячие, зеленые. На тебя, Коль, вся надежда, на твой опыт. А я минут через тридцать-сорок сам у вас буду. Мы на Киевском уже.
— Да через сорок минут тут весь цирк вывезут, — хмыкнул Свидерко. — Ладно, губерния. Когда Москва вам не помогала? Не дрейфь. Свидерко, когда он в спарринге, зла не помнит.
— Только без… — напутствовал Никита, — у нас с этим строго.
— У нас тоже. Но хочешь жить-служить — умей следов не оставлять.
Ах, какой русский не любит быстрой езды! Но такую езду, как в эту душную июльскую ночь, даже такой ездок, как начальник отдела убийств, не одобрил. Натруженный мотор дежурной «Волги» утробно ревел, и сама она тряслась, как эпилептик в припадке.
Никите и его товарищам казалось: еще секунда, и развалится она в пух и прах, а они дружненько влипнут в асфальт. Невозмутимым оставался только водитель. Стиснув зубами сигарету, кидая на спидометр соколиные взоры, он будто забыл про тормоза, лихо закладывал виражи на поворотах, ослепляя редкий встречный транспорт фарами и оглушая его включенной на полную мощность сиреной.
«Волга» превзошла себя: не лопнула с натуги и доставила опергруппу к воротам шапито не через сорок, а через тридцать две минуты!
Выскочив из машины, Никита сразу понял: они прибыли в самый разгар каких-то событий. Даже вой их голубого маяка не мог перекрыть адского шума, доносившегося с циркового двора. Там кричали люди, бесновались и трубили животные, грохотало какое-то железо и в довершении всего в ночном воздухе вдруг один за другим гулко хлопнули два выстрела. А затем… затем грозно и яростно заревел тигр! Никиту от неожиданности прошиб холодный пот. Снова прогремел выстрел. Пересилив себя, Колосов ринулся вперед, и вот что предстало его изумленному взору.
Возле нагруженного фургона «Тойоты», пугливо прижимаясь к ее металлическим дверям, застыли Славянкин и трое не знакомых Колосову мужчин. За вагонами-складами толпились работники цирка: выглядывали и тут же прятались, как мыши в нору. Все они были полуодетые, видно, только что поднятые шумом с постели.
Некоторые бурно жестикулировали, подавая новоприбывшим какие-то знаки. Никита ничего не мог разобрать: прямо в глаза ему бил свет прожектора, укрепленного на крыше вагона с огромной надписью сбоку: «Осторожно! Посторонним вход запрещен!»
Привыкнув к свету, он, наконец, разглядел, что двери вагона распахнуты настежь.
— Никита Михайлович! — Колосов с трудом узнал голос Славянкина (тот как-то невообразимо сипел). — Он… Юзбашев там! Он клетки открыл с хищниками!
И тут Колосов увидел Свидерко. Московский опер стоял, широко расставив ноги, в классической стойке для стрельбы. Он стоял один посреди пустого двора. В руках его был пистолет, и он целился в раскрытые двери вагона. Колосов достал оружие. Сзади уже подбегали его сыщики. Он
— Твой в фургоне, — прошептал тот, не спуская глаз с дверного провала. — Они шмонали тут что-то. Вон те — «бичи» из местных, я их знаю. Нас увидели, и все пучком врассыпную. Их-то мы взяли, а твой вывернулся и туда. Я не понял сразу, что он затеял. Сунулись за ним, а к нам оттуда тигр — шасть. Здоровенный, падла! Юзбашев клетку открыл. Ну, я зверюгу выстрелами загнал назад в фургон.
— А эти где, где укротители?! Где Полевые эти? — прошипел Никита.
— Они в городе по девкам хороводят, к утру их ждут.
— Черт! Юзбашев! — крикнул Колосов. — Сию минуту выходите оттуда!
Крик его эхом пролетел над полотняным шатром шапито и растаял в темноте.
— Юзбашев, у нас оружие, предупреждаю! Ответом — молчание.
Никита вопросительно взглянул на Свидерко. Тот помедлил, потом усмехнулся:
— Ну, губерния, форвардс, что ли? К полосатикам в пасть? — и сплюнул.
И столько гордости и презрения к опасности было в этих словах, что Никита, хотя все в нем и восставало против столь глупой бравады, не посмел ответить московскому оперу отказом. Он просто не мог допустить, чтобы в такой экстравагантной ситуации область ударила в грязь лицом перед МУРом.
— Пошли, — сказал он хрипло. — Господи, благослови. И они пошли! Черный дверной провал надвигался все ближе. Шаг, еще шаг, еще. Внутри — тусклый свет. В нос шибануло едким кошачьим запахом. Они осторожно переступили порог.
К счастью, Юзбашев открыл только одну-единственную клетку — крайнюю справа. Ее грозный обитатель растянулся посредине вагона на железной тележке, на которой тиграм развозили мясо. Тигр повернул к незнакомцам голову и глухо зарычал.
Еще не видя Юзбашева, Колосов крикнул:
— Немедленно загоните зверя в клетку! Иначе мы его пораним.
В дальнем конце вагона метнулась тень. Тигр басисто рявкнул и спрыгнул с тележки. Хлопнул выстрел: Свидерко стрелял в воздух.
— Юзбашев! Что на вас нашло? — Никита пытался говорить спокойно. — Предупреждаю в последний раз: мы убьем зверя, если вы не загоните его в клетку! Вам мы не причиним никакого вреда, обещаю!
Тень отделилась от темной стены: Юзбашев собственной персоной — бледный, в порванной тельняшке, на щеке — царапина. В руках он крепко сжимал палку, которой пользуются на манеже укротители.
— Фашисты! — крикнул он. — Подонки, что вам надо? Что вы мучаете меня?
— Загоните тигра! — Никита кивком указал на клетку.
— Сами загоните! Ну?! Попробуйте!
Глаза Свидерко сузились, он прицелился и…
Что произошло раньше, Колосов так впоследствии и не смог определить: выстрел ли, бросок Юзбашева к тигру, шлепок палки по оранжево-полосатому боку, звериный прыжок прямо в клетку — черт его знает!
Юзбашев с лязгом захлопнул дверь, задвинул засов и, тяжело дыша, прислонился к прутьям.