Вендетта по-русски
Шрифт:
Гарик резко поднялся. Так же резко подтащил к себе за рукав улыбающегося милиционера:
— Этого, — кивок на лежащего, — немедленно в больницу. Записать его показания. Составить словесный портрет Филина… А сейчас…
Он посмотрел на меня, и я кивнул. Гарик сорвался с места, словно гоночный автомобиль, никак не комментируя свои действия и не отдавая никаких приказов, но тем не менее человек пять милиционеров, окружавших раненого, столь же стремительно последовали за ним. Ну и я тоже. Давно я так быстро не бегал. Быстро — это когда встречные прохожие с испугом
Брызги луж, несущихся под ноги, холодный воздух, проглатываемый широко раскрытым ртом. Я вижу перед собой спину Гарика и выкрикиваю по слогам, чтобы не сбить дыхание:
— Га-рик! Мой пи-сто-лет!
Гарику не до меня, он мчится в направлении продовольственного магазина, исполненный надежды, что Филин все еще там, что он все еще ждет посланного за конвертом человека. Коротко постриженный человек в зеленой куртке и солнцезащитных очках. Профессиональный убийца. Мой убийца. Гарик не обращает на меня внимания, но усатый милиционер, бегущий чуть впереди меня, расстегивает на ходу кобуру и протягивает мне пистолет. Сам он летит вперед с «Калашниковым» наперевес.
Продовольственный магазин находится на перекрестке узких грязных улочек, возле него толпятся люди, усталые мужчины, вернувшиеся с работы, и не менее усталые женщины с полными сумками. Люди входят и выходят из магазина, торопятся, чтобы успеть сделать покупки и вернуться домой к вечернему телесериалу. И тут появляемся мы, и это сразу же становится убийственнее любого телевизионного шоу.
Вид мчащихся к магазину угрюмых мужиков с оружием в руках заставляет людей броситься врассыпную, и у нас есть пара секунд, не более, чтобы найти в толпе его — коротко стриженного убийцу в зеленой куртке. Прежде чем он растворится.
Не знаю, кто его заметил. Просто бегущие впереди резко сворачивают вправо, мы бежим уже не к магазину, а влево от него. Меня бросает в сторону, спины бегущих передо мной на миг исчезают, и я успеваю захватить взглядом зеленое пятно в нескольких десятках метров впереди. Он движется быстро, смещаясь то вправо, то влево, намеренно врезается в группы прохожих, теряя на этом скорость, но избегая выстрелов в спину. Мир сужается до топота ударяющих в землю ног и стиснутого в руке пистолета. Нет ничего, кроме безумной потной гонки, кроме желания поймать зеленое пятно в прорезь прицела и нажимать, нажимать, нажимать…
Кто-то из милиционеров не выдерживает и палит из «Калашникова» короткой очередью в воздух. На Филина это впечатления не производит, зато все вокруг оглашается истошными воплями гражданского населения… Восторженно визжат дети. Внезапно зеленое пятно пропадает — исчезает в узком проулке, куда, вероятно, сразу двоим и не пролезть. Гарик машет рукой, чтобы трое милиционеров обошли с другой стороны и подстраховали нас, перекрыв проулок.
А сам Гарик кидается дальше, выставив вперед ствол пистолета, ссутулившись и, вероятно, надеясь на удачу. За ним — еще один милиционер, дальше — я.
Слева — покосившийся забор, нависающий над проулком. Справа — глухая бревенчатая стена какого-то сарая. Проулок должен неизбежно вывести Филина на встречу с теми тремя, и назад дороги не будет, сзади у него — мы. Я взвожу курок. Почва под ногами то проваливается вниз, то вздымается вверх.
Все время кажется, что при следующем шаге ты либо зацепишься одним плечом за гвоздь в заборе, или ударишься другим плечом о стену. Будто узкая горная тропа. На которой так хорошо устраивать засады.
Я успел только подумать об этом, а Филин успел это реализовать. Он выскочил словно из-под земли, словно из стены сарая, словно упал с неба… И он сразу начал стрелять.
У него был пистолет с глушителем, издававший хлопок вроде тех, что сопровождают вылет пробок из бутылок с шампанским в новогоднюю ночь.
Казалось, что Филин за несколько секунд откупорил целый ящик шампанского.
Гарик тоже выстрелил, потом упал, я вытянул руку с пистолетом, но милиционер загородил мне линию огня, правда, ненадолго — он тоже упал, повалился лицом вниз, выронив автомат…
Как только его спина перестала маячить передо мной, я нажал на курок, еще не видя Филина, но зная, что он там, впереди, в узком промежутке между забором и стеной, и тоже целится в меня… Восемь пуль ушли в этот промежуток, восемь шансов убить врага и выжить самому. Когда рука перестала дергаться от отдачи, а палец замер на курке, нажимать который стало бесполезно — тогда я увидел его.
Филин стоял в нескольких шагах от меня, вполоборота, в банальной куртке, вероятно, пошитой в Китае. Очков на нем уже не было. Зато пистолет в его руке был, и ствол смотрел мне в лицо.
«Ну что ж, вот так и умирают», — подумал я, чувствуя кожей, как медленно тянется время, чувствуя, что это мои последние секунды, в которые надо успеть сделать что-то важное, но только сил на это уже нет, и ствол пистолета в руке Филина сейчас взорвется огнем, отправляя свинцовое послание мне в череп…
Что-то случилось. Время двигалось медленно, словно больная черепаха, и я разглядел поверх пистолетного дула, как выражение лица Филина чуть изменилось. Если бы я рассматривал его на пару секунд подольше, я мог бы сказать точнее, но тогда мне показалось, что лицо выражало охватившее Филина удивление. А потом он нажал на курок. Я инстинктивно сжался и отпрыгнул в сторону, хотя прыгать было особенно некуда.
Я ударился плечом об забор, сполз по тому же забору вниз и замер, сидя на корточках, в ожидании второго, третьего и четвертого выстрелов. Столько, сколько понадобится, чтобы убить человека. Чтобы убить меня… Однако я не дождался выстрелов. Я открыл глаза и не увидел никого перед собой. Никого, кто стоял бы на ногах. Я видел лежащих на земле Гарика и милиционера. И я не видел Филина.
Я схватил с земли автомат, передернул затвор и медленно пошел по проулку дальше, держа палец на спусковом крючке. Я еще не верил в то, что я остался жив, но инстинкт подсказывал, что надо взять автомат, догнать Филина и убить его. Догнать и убить. С удовольствием.