Вендетта
Шрифт:
— Так-то оно так, да не совсем, — Ломоносов хитро улыбнулся. — Петр Федорович сказал, что лично руки тому отрубит, кто попытается дать в лихую годину хоть плошку муки просто так. Он говорит, что то, что достается бесплатно, не ценится никем. Так что также продавать будут. Но на то она и лихая година, что не все смогут купить, поэтому будет введен расчет отработкой. Уж работы в городе всем хватит. Да и не только в городе, а и во всем поместье. Хоть улицы мести, а то, не все горожане приказы выполняют и следят за тем что у их домов творится.
— Петр Федорович говорил, что введет должность такую,
— Я считаю, что идея хорошая, надо только её хорошенько обдумать, — наконец, произнес Ломоносов, распахивая перед Марией дверь большего, высотного здания. — Прошу, ваше величество, вы обязательно должны оценить нашу будущую гордость, наш университет.
Мария прошла по мраморным плитам пола, и невольно задержала дыхание, запрокинув голову, разглядывая теряющийся в высоте потолок. Выложенная на потолке картина звездного неба переливалась, когда на нее падал свет, словно звезду и в самом деле смотрели на них с небес, складываясь в созвездия.
— Как красиво, — прошептала Мария. — И как необычно. Фрески обычно рисуют, а здесь я не могу понять, как сотворена эта впечатляющая картина.
— Её сложили из стекла, разного окраса, — Ломоносов так же, как и она поднял взгляд к потолку. — И, заметьте, все стекло было сделано на фабрике его величества, Петра Федоровича. Мне совсем недавно удалось достичь такой насыщенной синей окраски стекла.
— А вы не лишены тщеславия, господин Ломоносов, — Мария улыбнулась, и принялась рассматривать стены, с вылепленными из белой глины узорами.
— Так разве же это плохо, ваше величество? — Ломоносов удивленно взглянул на неё. — Как по мне, а в ученом обязательно должны расти побеги тщеславия, ведь каждый из нас надеется остаться в веках, в своих открытиях, в своих статьях, а то и многотомных трудах.
— Или же в прекрасной картине, которую выложили из изобретенного вами стекла. Что бы еще не сделали, а я верю, господин Ломоносов, что вас ждет блестящее будущее, вы уже сохранитесь в веках, — Мария снова улыбнулась, а Михаил Васильевич расправил плечи, и поклонился.
— Спасибо на добром слове, ваше величество, — сказал он, когда распрямился. — Не хотите посмотреть галерею? К сожалению, она одна, кроме холла, уже отделана достаточно хорошо. В остальных помещениях: и в лекционных аудиториях, и в лабораториях, и в классных комнатах, пока идет отделка.
— Думаю, Михаил Васильевич, я покажу её величеству галерею, тем более, что я подарил для неё несколько картин из коллекции клуба, — к ним подошел Ушаков и, поклонившись, галантно выставил локоть, на который Мария, немного поколебавшись, положила пальчики.
— Я слышала, что коллекции вашего клуба могут позавидовать многие истинные коллекционеры, — сказала она, когда вместе с Ушаковым поднималась по широкой мраморной лестнице к галерее, которая огибала практически весь холл и делала волшебный потолок ближе, увеличивая возможность рассмотреть его во всех подробностях.
— О, я совершенно не стремлюсь к этому, ваше величество, — Андрей Иванович лишь мельком взглянул на потолок. Его красота совершенно не волновала главу Тайной канцелярии. — Входя в раж, люди способны проиграть многое, на кон ставят даже картины, в своем желании отыграться.
— Азарт часто приводит к неожиданным последствиям, — согласно кивнула головой Мария. — Почему вы решили встретиться со мной именно здесь, Андрей Иванович? Более странного места для приватного разговора сложно представить.
— Потому что, ваше величество, я даже уже казематам Петропавловской крепости не доверяю, — мрачно сообщил ей Ушаков. — С этим заговором какая-то нелепая бессмыслица происходит, и это меня, если честно, приводит в ярость.
— С каким заговором? Который вице-канцлер решил организовать? — Мария почувствовала приближающуюся мигрень. Все эти разговоры про заговоры её чрезвычайно нервировали, она просто болеть начинала, когда представляла себе, что Петр может вернутся в самый разгар попытки переворота. И, как бы сильно она не хотела его видеть, сейчас она надеялась на то, что его непременно задержат какие-нибудь неотложные дела, и он сможет выбраться лишь тогда, когда все мятежники уже будут сидеть в пресловутых казематах Петропавловской крепости.
— С заговором нашего драгоценного вице-канцлера все понятно и просто, можно даже сказать, что скучно. Тем более, что с тех пор, как лорд Кармайкл так опрометчиво решил поохотится на медведя, господин Бестужев несколько дезориентирован и не знает, что нужно делать. Я же его совсем не тороплю, пускай подумает и решит, что в итоге ему важнее, — Ушаков оперся на трость, а Мария отпустила его руку и подошла к картине, совершенно не видя и не понимая, что же на ней нарисовано.
— Тогда, речь идет о том другом заговоре, о котором вы мне намекали, — так и не поняв, что перед ней за картина, Мария резко повернулась в Ушакову. — Это из-за него вы предложили встретиться здесь? — Когда она получила послание от Ушакова утром, то долго не могла понять, зачем ему такие сложности, а оказывается, Андрей Иванович подозревал, что кто-то из её двора замешан в заговоре против Петра.
— Видите ли, ваше величество, трудность заключается в том, что заговор вроде бы и есть, а заговорщиков нет, — он развел руками. — С другой стороны, все это жутко злит не только меня, но и нашего вице-канцлера, который так же, как и я, не может понять, что творится в Петербурге. — Он замолчал, разглядывая стену, но также, как и Мария не видя картины. — Я решил поговорить с вами, ваше величество, именно здесь, чтобы просить об одном весьма деликатном деле. посматривайте, ради всего святого, по сторонам, и, если поведение кого-то из ваших приближенных, будет вас настораживать, сразу же передайте об этом вашему покорному слуге, — и Ушаков поклонился. — Даже, если просто кто-то из вашего, надо сказать, пока весьма малочисленного двора, будет вести себя не так, как обычно, об этом тоже отпишите мне.