Вендиго (сборник)
Шрифт:
Когда луна поднялась чуть выше, вдруг повеял ветерок. Своими легчайшими крыльями он еле слышно шелестел над крышей, пробегал вдоль стен, ледяным сквозняком обдавал ноги. Вслушиваясь в дыхание ветра, я представлял себе вересковые пустоши вокруг дома, обнаженные, без единого дерева, одинокие холмы, ближние рощи, мрачные и таинственные в ночной тьме. Особенно яркой была картина Двенадцатиакровой плантации, и мне чудилось даже, будто я вижу, как покачиваются скрученные стволы, слышу, как печально перешептываются верхушки деревьев. В глубине прачечной, за спиной у нас, лучи луны сплетались во все более причудливую сверкающую сеть.
Прошел целый час томительного ожидания, когда около конюшен залаяли собаки, и я
Протянув руку, доктор снял с чаши белую салфетку.
Не знаю, померещилось мне или нет, но красное мерцание ламп стало более тусклым и воздух над столиком как будто сгустился. Вероятно, под влиянием долгого ожидания мне вдруг почудилось, будто что-то витает предо мной и даже касается моих щек своими шелковистыми крыльями. Скорее всего, это была иллюзия. Однако полковник в тот же миг поднял глаза и оглянулся через плечо, как бы следя за чем-то, летающим по прачечной; тщательно застегнув пальто, он взглянул сначала на меня, затем на доктора — и это уже никак нельзя было назвать иллюзией. Потом потемневшее лицо полковника расплылось бесформенной тенью, что тоже не было иллюзией. Плотно сжатые губы, строгое, даже суровое выражение его лица подсказали мне, что полковник открыл нам лишь часть того, что ему довелось перенести в этом доме, — здесь таилось еще много такого, в чем он не смог заставить себя признаться. Я не сомневался в этом. Полковник поворачивался и смотрел вокруг себя так, словно был хорошо знаком с теми таинственными явлениями, о которых даже не упоминал. Он искал взглядом не огонь, а что-то живое, мыслящее, что-то, способное ускользнуть от наблюдения, — некое древнее существо, стремящееся вселиться в него.
И то, что на этот затравленный взгляд полковника доктор ответил взглядом, полным едва уловимого сочувствия, подкрепило мое предположение.
— Приготовьтесь, — шепнул он, и я, поняв, что мой компаньон ободряет и предостерегает меня, мысленно приготовился к самому худшему.
Но еще задолго до того, как полковник Рэгги начал оглядываться, а доктор подтвердил мою догадку о появлении духа, я каким-то шестым чувством уловил, что нас уже больше, чем трое. Это произошло в тот момент, когда повеял ветерок. Лай собак, казалось, послужил сигналом. Не могу объяснить, как пустое место вдруг перестало быть пустым; мои органы чувств неспособны были ничего заметить — изменение баланса личных сил в какой-либо человеческой группе невозможно определить словами и тем более доказать, но ощущается оно безошибочно. Я совершенно точно знал, в какой именно момент под этими сводами появилось четвертое живое существо. И убежден, что знали это и мои компаньоны.
— Следите за светом, — чуть слышно шепнул доктор, и японял, что в комнате стало ощутимо темнее, причем об игре воображения не могло быть и речи.
Заметив, с каким вниманием доктор Сайленс изучает лицо полковника, я невольно вздрогнул — нет, это был не ужас, а только сильное смятение: казалось, будто меня вознесли на какую-то страшную высоту, где может произойти — и уже происходит — нечто совершенно невероятное. Возможно, я и ощущал страх, но отнюдь не ужас, и тем более не сверхъестественный ужас.
В мой мозг негромко, но настойчиво, как маленькие молоточки, стучались необычные мысли, в подсознании разливались совершенно новые, неизведанные ощущения. Я даже не подозревал, что способен на такие причудливые фантазии. Все мое существо испытывало какое-то небывалое потрясение; я отчетливо слышал таинственный зов глубокой древности. Казалось, вот-вот, под каким-то невероятным утлом, я взлечу в космическое
Энергичным усилием воли я заставил себя вернуться к реальности и попытался сосредоточить свое внимание на столике и сидевших за ним двух безмолвных фигурах. И тут я заметил, что в прачечной произошли некоторые перемены.
Пятна лунного света на полу заволоклись тенью, и лица моих компаньонов были видны не столь ясно, как прежде; на лбу и щеках полковника Рэгги поблескивали капельки пота — температура воздуха явно изменилась. Наступившая жара угнетающе действовала не только на полковника, но и на всех нас. В этой неестественной духоте мы задыхались. И не только в буквальном смысле слова.
— Вы первым почувствовали его приближение, — сказал доктор Сайленс, глядя на полковника. — Это и понятно, ведь вы уже вступали с ним в контакт.
Полковнику не удалось скрыть свое беспокойство — у него так дрожали колени, что было слышно, как шаркают его комнатные туфли. Он кивнул, подтверждая, что расслышал слова доктора, но ничего не ответил. По всей видимости, ему лишь с огромным трудом удавалось держать себя в руках. Я знал, с чем борется полковник: как предупреждал доктор Сайленс, в него должен был вселиться дух, и он яростно, хотя и тщетно, сопротивлялся.
Между тем мной овладело странное, дурманящее веселье. Жара становилась все сильнее, но теперь почему-то оказывала приятное действие: в приподнятом настроении я ощущал, как мысли с необычайной быстротой проносились в моей голове, воображение порождало живые картины, в крови играли яростные желания, — все члены моего тела наполняла могучая энергия, сродни энергии молнии. Я не испытывал сильного беспокойства, подобно полковнику, чувствовал лишь смутное опасение, что все это может достичь чрезмерной интенсивности, которая может спалить меня, превратив мои душу и тело в пламя чистого духа. Темп жизни ускорился настолько, что долго так не могло продолжаться. Это был какой-то утысячеренный экстаз.
— Крепитесь! — шепнул Джон Сайленс мне на ухо; вздрогнув, я увидел, что полковник Рэгги встает. Поднялся и доктор. Я последовал их примеру и впервые заглянул в чашу. К своему изумлению и ужасу, я заметил, что кровь начинает бурлить.
За ходом эксперимента мы наблюдали стоя. Он развивался со стремительной быстротой. Если я и испытывал раньше что-то похожее на сонливость, то сейчас от нее и следа не осталось.
Никогда не забуду этого зрелища: полковник Рэгги стоит передо мной — прямой и непоколебимый, широко расставив ноги, оглядываясь в невероятном смятении, но преисполненный непримиримого духа борьбы. На его потных щеках играют отблески красного света, на смертельно бледном лице резко выделяются глаза, дышит он тяжело, однако, конвульсивно вздрагивая, изо всех сил старается держать себя в руках; он готов к встрече с врагом, но тот, если и существует, пока невидим, — так и стоит полковник, неподвижный, готовый к любому повороту событий. Я никогда не видел, чтобы у него была такая бледная кожа и такое пылающее лицо, — не видел и никогда не захочу увидеть еще раз.
А потом на лицо полковника стала наползать густая черная тьма, стиравшая знакомые черты: постепенно, дюйм за дюймом она заволокла все его тело. Тут только до меня дошло, что процесс перевоплощения начался. Я двигался из стороны в сторону, наблюдая за происходящим, и наконец понял, что тьма отнюдь не застилает лицо полковника Рэгги, а как бы висит между ним и мной наподобие завесы. Что-то бесформенное исходило из пола и собиралось над столиком с чашей. Количество крови в ней значительно убавилось.