Вендиго (сборник)
Шрифт:
Хотя мальчик понимал, что они были произнесены с добрыми намерениями, его встревожила столь резкая перемена, происшедшая со стариком. Ведь прадедушка как-никак был человеком! А отдаленный звук напоминал о том потустороннем мире, откуда дул холодный ветер.
— Я бесконечно благодарен тебе, — доносилось до него, пока лицо и фигура старика таяли в воздухе. — Я не забуду твоего великодушия и отваги. К счастью, настанет час, когда я сумею отблагодарить тебя… Но теперь тебе пора возвращаться… и поскорей… Ведь голова и руки у тебя лежат на столе, документы раскиданы как попало, подушка свалилась с кресла… а сын моего сына в доме… Прощай! Поторопись! Гляди, она стоит и ждет. Иди
Последние слова еще звучали в воздухе, как вдруг все исчезло. Тим ощутил вокруг пустоту. Огромная призрачная фигура подхватила его и понесла на могучих крылах. Он летел, он мчатся, он больше ничего не помнил — пока не услышал над головой другой голос и не почувствовал тяжелую руку на своем плече:
— Тим! Ах ты мошенник! Что ты здесь делаешь в темноте?
Тим посмотрел на отца и ничего не ответил. Он еще не очнулся от сна. Отец подхватил его на руки и поцеловал.
— Чертенок! Как ты узнал, что я вернусь сегодня? — Он ласково встряхнул сына и поцеловал в спутанные волосы. — И уснул прямо у меня в кабинете. Ну как, дома все в порядке? Знаешь, завтра приезжает Джек…
И правда, Джек приехал на следующий день; а когда пасхальные каникулы кончились, гувернантка больше не вернулась, и Тима ожидали совсем другие приключения в начальной школе в Веллингтоне. Годы промчались быстро. Он стал взрослым, родители его умерли, за ними в скором времени последовал Джек, Тим унаследовал имение, женился, поселился в своих владениях и открыл Дальние покои. Мечты впечатлительного мальчика исчезли без следа, а может быть, взрослый Тим не хотел о них вспоминать или забыл. Во всяком случае, теперь он не говорил о подобных вещах. Когда его жена-ирландка сказала ему, что в их старом доме обитает привидение и что однажды ей встретился в коридоре «старик в костюме восемнадцатого века с тростью в руке», Тим только рассмеялся:
— Что ж, если из-за этих ужасных налогов нам когда-нибудь придется продать дом, то с респектабельным привидением он будет стоит дороже.
Но как-то ночью его разбудил стук трости. Он уселся в постели и прислушался. По спине побежали мурашки. Теперь, когда Тим ни во что не верил, он не на шутку испугался. Стук приближался, затем послышались легкие шаги. Дверь отворилась — чуть шире, так как была приоткрыта, — и на пороге возникла знакомая фигура старика. Тим явственно различил его черты. Старик улыбался, но улыбка была тревожной и предостерегающей. Он поднял руку, и из-под кружев показались тонкие длинные пальцы, сжимавшие полированную трость. Он дважды потряс ею в воздухе, вытянул шею, что-то прокричал — и исчез. Слов Тим не расслышал, с губ старика не сорвалось ни звука.
Тим спрыгнул с кровати. В комнате стояла кромешная тьма. Он зажег свет. Дверь, как обычно, была закрыта. Конечно, это ему приснилось. Но тут он почувствовалстранный запах. Принюхался и понял: пахло дымом! К счастью, он проснулся вовремя…
По общему мнению, Тим вел себя геройски. Много дней спустя, когда поврежденные огнем помещения были восстановлены, страсти улеглись и сельская жизнь вошла в привычную колею, Тим рассказал обо всем жене. А заодно поведал ей историю, которая когда-то приключилась с впечатлительным мальчиком. Она попросила показать ей старую фамильную трость. И эта просьба оживила в его памяти подробности, о которых он за эти годы совсем забыл. Он неожиданно припомнил и пропажу трости, и поднятый отцом переполох, и долгие поиски, которые ни к чему не привели. Ибо трость бесследно исчезла, и Тим, которого допрашивали с особым пристрастием, честно заявил, что не имеет ни малейшего представления, куда она подевалась. Что было, разумеется, чистой правдой.
Лес мертвых
Однажды летом во время своих пеших странствий по западу страны я завтракал в придорожной гостинице. Дверь в комнату отворилась, и на пороге появился старик крестьянин, который спокойно прошел мимо стола, за которым сидел я, и занял место у большого окна. Мы обменялись взглядами или, точнее говоря, кивками, потому что в ту минуту я даже не поднял глаз от тарелки, торопясь утолить голод, не на шутку разыгравшийся после двенадцатимильного путешествия по холмам.
Рано утром прошел теплый дождь, который вскоре превратился в мерцающий туман, окутавший кроны деревьев. Теперь от него осталась только легкая дымка в бездонной синеве неба: летний день в блеске золота вступил в свои права. Это был один из тех редких для Сомерсета и Северного Девона дней, когда цветущие сады и луга как бы излучают свет — так свежа и блестяща зелень листвы и трав.
Через некоторое время вошла дочь хозяина гостиницы — пригожая деревенская девушка. Она поставила на стол оловянную кружку с шапкой пены и вышла. Очевидно, она не обратила внимания на старика, сидевшего у окна, так же как и он в свою очередь ни разу не повернул головы в ее сторону.
При других обстоятельствах я, вероятно, тоже не обратил бы на незнакомца внимания, но по уговору с хозяином гостиницы комната предоставлялась в полное мое распоряжение, и то, что человек этот просто сидел здесь, бесцельно глядя в окно, и не пытался ни завязать разговор, ни объяснить свое присутствие, невольно привлекло к нему мой любопытный взор; вскоре я поймал себя на том, что гадаю, почему это он все молчит да сидит, отвернувшись.
Годы согнули его спину и избороздили лицо морщинами. Старик был в плисовых штанах, завязанных тесемками под коленями, и вытертом темно-коричневом сюртуке. Иссохшая рукапокоилась на толстой палке. В посадке убеленной сединами головы чувствовалось благородство.
Несколько уязвленный полным отсутствием интереса к своей персоне, я заключил, что старик, скорее всего, пользуется особым правом распоряжаться этой комнатой по собственному усмотрению. Закончив завтрак, я молча уселся на скамью напротив незнакомца, чтобы выкурить трубку перед тем, как снова тронуться в путь.
Через распахнутое окно в комнату вливался аромат цветущих яблонь. Сад нежился в солнечных лучах, и ветви лениво шевелились от дуновений легкого ветерка. Трава под деревьями пестрела желтыми и белыми маргаритками, благоухание алых роз, взбиравшихся по стене к окну, мешалось с мягким дыханием моря.
Все здесь манило предаться блаженной лени — с утра до вечера валяться на траве и мечтать, наблюдая за сонными бабочками и слушая пение птиц, которыми, казалось, был усеян небосвод. Я уже мысленно спрашивал себя, не задержаться ли в этих краях и насладиться покоем, вместо того чтобы карабкаться по каменистым тропам, как вдруг незнакомец повернулся ко мне и нарушил молчание.
В его голосе слышалась мечтательная нотка, созвучная всему, что нас окружало, но мне показалось, будто он доносится издалека, оттуда, где тени ветвей ткут бесконечный узор на садовой ограде. К тому же в его речи не было и следа неотесанности, и, рассмотрев как следует благородное лицо, я с изумлением отметил, что глубокий мягкий взгляд гораздо больше соответствует тембру его голоса, чем грубой одежде и манерам деревенского жителя. Ласковые волны этого проникновенного голоса странным эхом отдавались в моей душе. Если мне не изменяет память, старик спросил: