Венец безбрачия
Шрифт:
– Только сегодня с утра, – грустно улыбнулась женщина, – видно перенервничала перед встречей с вами, да народ набежал. Начинают к сессии готовиться. Я в центральной библиотеке работаю, в прошлый раз не сказала.
– Мы, наверное, с вами встречались, поэтому мне показалось знакомо ваше лицо, – соврал я. Честно, не мог припомнить ни одного лица библиотекарей. Какие-то они все безликие для меня были.
–Да, я вас помню, вы правда редко стали заходить, – уточнила Татьяна.
На такое наблюдение я только улыбнулся.
–Что ж, давайте начнем. Можете рассказывать все, что посчитаете нужным, – пригласил я.
– А вам будет интересно? – Татьяна изучающе наклонила голову на бок и посмотрела зелеными
– Будет, – твердо ответил я.
– Ну, хорошо, – согласилась Татьяна и отвела тайный свет в сторону, – с чего бы начать?
– С самого начала. С вашего детства.
– А что детство? Детство обычное, домашнее. Росла без отца, пару лет даже без метрии: она заболела сильно и несколько лет подряд по полгода лежала в больнице. Я жила с бабушкой и прабабушкой. Бабушка работала, а прабабушка сидела со мной дома. Потом в садик отдали, потом в школу как все дети пошла.
– А друзей у Вас много было?
– Да не сказать, – пожала плечами Татьяна, – я в основном дома росла, редко меня отпускали во двор с ребятами, все с балкона следила за мальчишками, как они играли в догонялки или прятки по всему двору. Помню, как-то решила с ними поиграть – кинула снежок с балкона в кого-то и спряталась. Так все окна обстреляли снежками. Бабушка, помню, ругалась сильно.
– А с матерью какие у Вас были отношения?
– Да ей все не до меня было. Когда меня в садик отдали, у нее новый муж завелся. Мы переехали на съемную квартиру, сначала на одну, потом на другую. Но чаще все-таки я жила у бабушек. Мама меня приводила на выходные или на всю неделю. Отчима я практически не помню. Только мать о нем позже отзывалась также как об отце. Самовлюбленный эгоист. О семье не думал. Не заботился. Они скоро разошлись. Больше мама замуж не выходила.
– То есть отцовского воспитания вы не получили?
– Нет, а что? Это так важно? Чем воспитание матери отличается от воспитания отца? – С вызовом спросила Татьяна, вспыхнув зеленью глаз, – Чему может научить отец, чего не знает мать? Вот вас многому научил ваш папаша? Вы из полной семьи?
– Да, – коротко ответил я, стараясь быстро отыскать ответ на поставленный вопрос. В голову пришли только общие фразы, – От отца я научился ответственности, отзывчивости, мужественности.
– Ну, мужественность женщинам и не нужна, а ответственность и отзывчивость вполне способна передать мать, если сама этими качествами обладает.
– Согласен, пожалуйста, продолжайте, – решил отступиться я, наткнувшись на первый подводный камень мышления – принижение значимости отца в воспитании ребенка.
– Нет, вы мне скажите: что лучше? Жить с неприятным тебе человеком, никчемным, неспособным даже себя обиходить, показывать такой пример единственной дочери, из которой все-таки хочешь вырастить благопристойную личность или закрыть на все глаза ради одного наименования «полная семья»? – Не согласилась с моим пасом Татьяна, – По мне так лучше растить ребенка в неполной, зато качественной, добропорядочной семье.
– Наверное, вы правы, – повторно согласился я, внутренне зажав свое возмущение теоретика, сдававшего экзамен по семейной психологии на «отлично», – Но давайте, все-таки по порядку. Старшие классы школы. Вспомните, пожалуйста то время. Как вы себя тогда ощущали?
– Снежной королевой, – снисходительно-холодно улыбнулась Татьяна, – то время я вспоминаю с ностальгией. Я чувствовала свою красоту, я ловила на себе восхищенные взгляды, я ощущала некую власть над людьми, превосходство. Дух захватывало от простого гуляния по улицам, когда то и дело с тобой кто-то желал познакомиться, бросал случайные комплименты. Подружки меня ненавидели за это.
– А Вы с кем-нибудь дружили из молодых людей?
– Нет, я искала лучшую партию для себя, мама мне подсказывала. Однако рок меня не избежал. Выбрала, да не того.
– Вы говорите о муже? Как вы с ним познакомились?
– Случайно, в парке. Было лето, как раз выпускные, мы гуляли с девчонками, а тут компания молодых офицеров. Что-то сказали, мы что-то ответили. Так до вечера прогуляли вместе. Потом они нас до дома стали провожать. Олег был самым неприметным из всей компании, а тут увязался за мной и все. Он не был красив собой, да и говорить в общем нам было не о чем. Но положение офицерской жены вскружило голову моей маме. Я бы никогда не решилась на этот поспешный брак, если бы не настойчивость Олега и убедительность доводов матери о том, что жена военного – это почти графиня, – Татьяна снова грустно усмехнулась уголком губ и запустила руку в сумочку на коленях, – Скоро, наверное, начнется, – Извиняясь, проговорила она, достав платок.
– Как долго вы встречались с мужем до свадьбы? – Продолжил я расспрос.
– Полгода, в ноябре, через неделю после моего восемнадцатилетия мы поженились. И сразу же сказка закончилась, хрустальный замок стал таять. Все ухаживания прекратились, мы уехали из города в глухую деревню, в какое-то расположение посреди непроходимого леса. Муж тоже одичал, будто зов природы почувствовал.
– А что именно изменилось? – Я уже догадывался, сценарий классический.
– Я ожидала расцвета любви, думала, что законный брак – это разрешение на счастье, а оказалось, что это камера пыток. Муж вместо ласк стал меня ревновать буквально к первому встречному. Каждый вечер выговаривал, что не так с кем-то вела себя, слишком много смеялась. Сам стал хмурым, вечно недовольным. Я с ужасом поняла, что рядом со мной живет не принц, а отвратительное чудовище, рыгающее, мохнатое, вечно в вонючих носках.
Татьяна помолчала, потом нерешительно вытащила из большой сумки одну тоненькую сигаретку и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, она закурила. Ей не шло курить, абсолютно. Татьяна нарочито затягивалась, вздымая пышную грудь, казалось, таким вздохом можно выкурить всю сигарету за раз, но пепел пожирал бумагу медленно. Татьяна сглотнула едкий дым и сдавленным не своим голосом продолжила:
– Все вы, мужчины, одинаковы! Сначала обещаете носить на руках всю жизнь, а приведя в свою дом, приковываете наручниками к плите. И ни грамма помощи, ни капли сочувствия, ни слова благодарности. Будто женщина не человек, а низшее существо, которое можно только использовать в своих похотливых интересах. А вы? Вы-то кто?! Скоты! Мужланы! Горделивые приматы! Да женщины в сто раз умнее вас! Интеллектуальнее! Культурнее! Да если бы не мы!!! А что в ответ? Грязные тряпки, горы немытой посуды, отвратительный храп по ночам! Вы, молодой человек, не думайте, что слишком отличаетесь от большинства! Ваша аспирантура не устоит перед инстинктом варвара! В свое время тоже опуститесь до трехдневной щетины!
Теперь взгляд Татьяны показался мне дьявольским, он горел ненавистью ко всему мужскому роду в моем лице. Я почувствовал, как намок воротник рубашки, я не мог оторваться от этого испепеляющего взгляда, не мог сдвинуться с места, потому что не знал, где мне укрыться от женского гнева.
– Что? Правда глаза колет? Или, может, уже стал настоящим самцом, жаждущим только жрать, спать и трахаться?! – Татьяна поднялась с кресла к моему столу за пепельницей, а я невольно отклонился и вжался в спинку своего кресла. Она смотрела на меня, не моргая. Мне захотелось крикнуть: «Нет, ты не проклятая, ты ведьма! Ты не несчастная, ты ужасная! Сгинь!» Но вслух я только с усилием отвел взгляд. Внезапно окно распахнулось, и свежий ветер стал громко колотить жалюзи, отпугивая злых духов. Я, не торопясь, встал закрыть окно, вспомнив с благодарностью ангела-хранителя. И начал жалеть, что ввязался в бой за душу человеческую.