Венец безбрачия
Шрифт:
— Кто же бабушку обидеть может, она строгая, — задумчиво протянула Славка, внимательно и недоверчиво разглядывая меня своими невозможно синими глазами.
— О том и речь! Она ставит на место взглядом и словами, и это правильно. Понимаю, тяжело, конечно; у меня тоже не всегда получается. Но бить мальчишек за глупость — последнее дело. Мальчики взрослеют медленнее, умнеют тоже медленнее, причём ещё и не все, — хмыкнула я. — Ладно, героиня. Где ещё болит? — смазав до кучи ободранный кулак, я принялась складывать аптечку. — Иди, переодевайся, мы же с тобой по магазинам собирались.
— А Соня с нами
— Соня обещала подъехать к магазину, на месте встретимся, — ответила я, и радостная Славка убежала одеваться.
Устранив последствия лечения, я тоже решила сменить рабочие брюки на более практичные джинсы с кроссовками. На моей работе, к счастью, такой зверь, как «дресс — код», никогда не водился, но, наученная примером старших родственниц, я привыкла придерживаться там более строгого стиля.
Внешность Мирославы к её семи годам кардинальных изменений не претерпела. Самый настоящий эльфёныш! Ни глаза не изменились, ни острые кончики ушей не скруглились; впрочем, последнее под волосами было не заметно, не так уж сильно они отличаются. Вот только, по понятным причинам, эльфов чадо недолюбливает. Её можно понять; когда постоянно сравнивают с этой братией, волей — неволей устанешь. Благо, всерьёз её никто из сверстников задевать не рискует: характер у Славки фамильный, причём, похоже, бабушкин. Не по годам строгая, справедливая, решительная и разумная. Только боевитая безмерно, но это уже маме спасибо, я в её годы такая же была.
Рядом с дочерью мы смотрелись довольно забавно, и мало кто с ходу верил, что у синеглазой блондинки может быть зеленоглазая черноволосая мать. Предполагали даже, что в роддоме перепутали, но… во — первых, в бабушкиной вотчине всегда идеальный порядок, а, во — вторых, характер не спрячешь. Да и остальными чертами лица, кроме глаз, она похожа на меня.
Взявшись за руки и обсуждая Славкины школьные успехи, мы бодро дотопали до торгового центра; здесь пешком минут пятнадцать, не на машине же ехать. А с покупками нас Сонька довезёт, она-то как раз на колёсах. По вечернему времени было довольно людно и шумно, в динамиках бодро тараторила реклама, дочь с интересом разглядывала витрины.
— Зай! — бодро вякнула телефонная трубка голосом сестры, когда я ответила на звонок. На заднем фоне слышались жизнеутверждающие завывания братьев Самойловых из магнитолы, я даже песню «Никогда» опознала. — Я задерживаюсь, тут у Старослободской опять авария, еле ползём, — недовольно просветила меня Соня.
— Да, хорошо, мы тогда тебя…
А потом случилось это.
Все события уложились в несколько секунд.
Раз! И прямо перед нами со Славкой возникает светящийся зелёным прямоугольник, похожий на дверной проём, откуда нам навстречу шагают два рослых темноволосых мужика в чём-то неопределённо — кожаном. Мир вокруг замер, как поставленный на паузу фильм; застывшие на полушаге люди, повисшая в воздухе гулкая мёртвая тишина.
Два! И один, коротко рявкнув «это она!», подхватывает на руки мою дочь, не обращая внимания на моё существование.
Три. Бросившуюся на него меня второй бугай лёгким движением руки отбрасывает метра на три, и я врезаюсь спиной в стену. Из лёгких вышибает воздух, я падаю на колени;
Четыре, и я, с трудом поднимаясь на ноги, вижу, как первый, держащий в охапке принявшуюся вырываться и визжать Мирославу, исчезает в дверном проёме, а второй шагает за ним.
На счёт пять я обнаруживаю себя стоящей возле этой зелёной арки, почему-то не гаснущей. У моего уха опять телефон, чудом не потерянный и не разбитый, почему-то продолжающий работать; на том конце что-то истерично кричит Соня.
— Соня! — рявкаю я, привлекая внимание. — Славку через портал уволокли какие-то потусторонние типы, я за ней иду, — и, уже не слыша ответа сестры, шагаю в зелёный свет.
Никогда в здравом уме не грезила морскими прогулками. Меня в машине-то в пробках укачивает от постоянного «газ — тормоз», а там, полагаю, отдых превратился бы в мучение. И, как показала практика, очень правильно делала.
Не знаю, может, подобное отношение здесь только к безбилетным пассажирам, а остальные действительно переносятся мгновенно или проходят через пёстрый тоннель, как пишут в книжках. Меня швыряло и болтало так, что очень скоро я забыла, кто я, где я нахожусь и что вообще происходит. Впрочем, про тоннель не уверена; я сразу зажмурилась, а то, может, он и был. Мысль осталась одна: как хорошо, что я сегодня даже пообедать не успела, стремясь сбежать с работы пораньше.
Но болтанка в конце концов закончилась, и меня выплюнуло на твёрдую землю. Впрочем, «выплюнуло» — не совсем верное слово, больше подходил более грубый и непроизвольный, но в чём-то аналогичный процесс. Но думать о нём я избегала, и так страшно мутило.
Я лежала на чём-то твёрдом, свернувшись калачиком, и пыталась уговорить свой организм, что всё хорошо. Наконец, организм внял и сумел принять отличное от горизонтального положение. Слегка приподнявшись на локте, я заозиралась.
Ни торгового центра, ни мужиков в кожаных куртках, ни дочери.
Последняя мысль наконец-то отрезвила меня окончательно, и я вскочила. Ну, как — вскочила? С кряхтением, ворчанием и тихим матом (когда работаешь в мужском коллективе, да ещё часто сталкиваешься непосредственно с производственными вопросами, этим языком овладеваешь в совершенстве) я воздвиглась на четвереньки и, цепляясь за какой-то стул, поднялась на ноги.
Обстановка была странная. Идеально круглая комната метров десяти в диаметре представляла собой странный аналог футуристически прилизанного ЦУПа, подогнанного под единственного оператора. Одинокое кресло с высокой спинкой охватывало разомкнутое кольцо столов — пультов. Наклонные поверхности приборов заполняли светящиеся экраны и экранчики, пестрящие какими-то графиками, диаграммами, орбитами, картами и строчками непонятных символов. Четверть круглой же стены занимала огромная схема (или карта?): на чёрном фоне переплетались и сливались в узлы извилистые разноцветные нити, вокруг которых плавали какие-то пометки из всё тех же непонятных символов. Остальное пространство стен было занято россыпью экранов поменьше, заполненных той же технической информацией, а пара были вообще выключены. Экраны прилегали друг к другу настолько плотно, что места для двери или чего-то похожего на лестницу или шахту лифта не оставалось.