Венец карьеры пахана
Шрифт:
Создавалось впечатление, что под конец жизни старичок решил ни в чем себя не ограничивать. На тумбочке стояла початая бутылка с изысканным коньяком «Камю». Глубокий янтарный цвет с золотым оттенком притягивал. На такой напиток хотелось смотреть, как на красивую женщину. Помнится, раньше старик предпочитал исключительно «Столичную», а сейчас, с приобретением новой квартиры у него заметно изменились и вкусы. Так сказать, под стиль.
Никита невольно сглотнул слюну, словно почувствовал на языке душистое коньячное послевкусие. Заметив взгляд Никиты, старик невольно улыбнулся.
— А работаешь где?
— Да так, по мелочам…
— Все хитничаешь?
Никита
— А где мне еще работать? Я ведь больше ничего и не умею. А в камнях вроде разбираюсь.
— Не о том ты, внучок, говоришь, — с грустью в голосе сказал старик. — Ты горный институт ведь закончил, по специальности надо как-то устраиваться.
Внутри Никиты понемногу зародился огонек отчуждения. Прежде таких душещипательных разговоров старик не заводил. Раньше надо было бы воспитанием внука заниматься, когда времени у обоих побольше было, а не сейчас, когда малец уже третий десяток заканчивает.
— Дед, если ты меня собрался учить, так я пойду! — раздраженно проворчал Никита, ухватившись за подлокотники.
— Постой, сядь! — жестковато потребовал дед.
Никита удивленно посмотрел на старика. В голосе деда обнаружились нотки, которых прежде слышно не было.
— Чего еще?
— Я так говорю потому, что добра тебе желаю, — смягчился голос старика. — Ты мне ведь родной. Разве я стал бы кому-нибудь еще такое выговаривать? Вот ты мне ответь, как есть, чем думаешь дальше заниматься?
Старик не мог не заметить насупленной физиономии внука, однако сдаваться совсем не собирался.
— Честно? — с некоторым вызовом спросил Никита.
Старик улыбнулся.
— Конечно.
— Я тут в одном месте землицу присмотрел. Хотелось бы ее выкупить, — Никита старался говорить с некоторой ленцой, придавая голосу полнейшее равнодушие, хотя чувствовал, что голос, вопреки его желанию, зажигается от слова к слову. Даже какая-то настораживающая хрипотца сдавила горло, о которой он прежде никогда не подозревал. — В этом районе «зелень» сама из земли прет! Застолбил бы этот участок и копал бы его понемногу. Миллионов мне не надо, лишь бы на жизнь хватило. Квартиру, например, купить, вроде твоей. Чтобы отдыхать можно было два раза в год где-нибудь в теплых местах. Чтобы на столе всегда жранина была хорошая. Жениться надо, тут расходы сразу возрастут. Деньги всегда нужны.
— Вот что я тебе скажу, — голос старика сделался серьезным. — Ты дорогу в мою прежнюю халупу не позабыл?
Никита хотел съязвить, но каким-то внутренним чутьем вдруг понял, что для колкостей сейчас не самый подходящий момент.
— Даже если бы захотел, так не сумел бы.
Старик понимающе кивнул.
— Вот и хорошо. Знаешь, где ключ лежит?
— В почтовом ящике, наверное, как обычно.
— Верно. Откроешь дом, как зайдешь в горницу, у стены с правой стороны оторви плинтус. Под плинтусом у меня лежат две золотые монетки царской чеканки. Возьмешь их себе. Это тебе мой подарок.
— Ты это серьезно, дед? — удивленно и одновременно с некоторой надеждой спросил Никита. Сейчас деньги ему были нужны как никогда.
Не отвечая на вопрос, старик продолжал все тем же чуток взволнованным голосом:
— На старость себе берег, — махнув безнадежно рукой, он добавил: — Хотя для чего они мне теперь! Тебе, молодому, нужнее будут. Конечно, за эти деньги прииск не купишь, но кое-какой стартовый капитал приобретешь. Может, с кем-то еще скооперируешься. Друзья надежные есть?
— Имеются.
— Ну так чего же ты сидишь? — вдруг раздраженно спросил дед. — Иди забирай золотишко!
Никита поднялся.
— Спасибо, дед, — проникновенно поблагодарил он. — Выручил, я сейчас как раз на мели. Знаешь, тут за последнее время со мной такое приключилось…
— Ладно, потом расскажешь.
Дед подтолкнул Никиту к порогу.
Глава 8 ОТКУДА У ТЕБЯ АЛМАЗЫ?
Внешне Георгий Георгиевич выглядел совсем не страшно. Даже где-то безобидно. Серый, ничем не примечательный типаж. Такого на улице заденешь локоточком, так даже и внимания не обратишь. Именно такие старички участвуют в разного рода демонстрациях, постоянно против чего-то протестуют и торжественно несут плакаты, зазывая в светлое будущее, оно же социалистическое прошлое. В какой-то степени подобные демарши для них нечто вроде клуба общения, где можно встретиться со старыми приятелями, а заодно пошугать осточертевшее правительство.
Но в действительности все было совсем не так. Нужно было по-настоящему знать этого старика, чтобы понять, насколько внешний вид не соответствует его характеру. Наверное, так выглядит бес, наделенный человеческой плотью. Внешне он может быть совсем нестрашным, даже где-то симпатичным, но до той самой поры, пока, наконец, не покажет свой оскал. И капитан Петраков, разговаривая с Георгием Георгиевичем, ловил себя на том, что рассматривал его макушку — а не пробились ли на ней рога?
Этот человек как будто бы существовал вне всяких социальных институтов, вне государства, не рядом с властью и, уж конечно же, не под ней. Он жил на этом свете сам по себе. Порой создавалось впечатление, что он даже существовал вне времени — не в силу того, что находился в преклонном возрасте и каждый наступивший день считал едва ли не дарованным, а потому что его жизненная философия не изменялась на протяжении нескольку десятков лет.
Подбородок у Георгия Георгиевича неприятно дернулся, а желтоватая кожа на скулах натянулась, выдавая его истинный возраст. Но капитан всякий раз невольно задавался вопросом: если старик настолько дряхлый, тогда почему же его самого бросает в холод, как только этот старикан посмотрит в его сторону?
— Вот это твое, — Георгий Георгиевич положил на скамейку толстый журнал. — Заработал.
Петраков понимающе кивнул и с деланной ленцой потянулся за журналом. Внутри него, в середине лежал пакет, в котором находилось двадцать пять тысяч долларов. Ровно столько стоит человеческая жизнь. Если вдуматься, то это уж не так и много. Капитан даже не понял, в какой именно момент он превратился в хладнокровного убийцу, и, к своему ужасу, вдруг осознал, что подобная работа стала приносить ему даже некоторое удовольствие. Открыв кейс, он небрежно швырнул в него журнал. Брякнувшись о дно, журнал слегка приоткрылся и из него выглянул конверт из плотной темно-желтой бумаги.
Петраков не исключал, что в этот самый момент какая-нибудь чувствительная оптика фиксирует его контакт. Но к своему удивлению его это совершенно не беспокоило, и дело здесь даже не в железных нервах, которыми он действительно мог удивить кого угодно, а в том, что он так прочно увяз в своих отношениях с Георгием Георгиевичем, что уже не было надобности надевать белые перчатки. Пусть все будет так, как складывается. В конце концов, деньги он получал неплохие, пару лет такой же непыльной работы и можно будет подумать о собственном деле, а то и отвалить куда-нибудь подальше, где его никто не знает.