Венец творения
Шрифт:
Я заметила, как из дома вышел Гелиан Георгиевич — не узнать его было невозможно. В руках он нес какой-то продолговатый тюк. Он запихнул его на заднее сиденье автомобиля, а затем опять скрылся в доме. Причем под мышкой я заметила у него странный изогнутый кинжал, вернее, небольшую саблю, с эфесом, покрытым странными письменами.
Меня разрывало любопытство, но в то же время трясло от страха. И все же, пересилив последний, я подошла к автомобилю и заглянула через стекло на заднее сиденье. Моим глазам предстала ужасная картина: там, завернутая в простыню, лежала женщина. И это была Сашенька!
Причем,
Я приглушенно вскрикнула, попыталась открыть дверь, желая оказать подруге помощь и вызволить ее, но мой мозг констатировал неутешительный факт: шея Сашеньки была повернута под таким странным углом, что живой она быть никак не могла!
И все же я хотела дотронуться до нее, посмотреть, что же с ней случилось, вывести на чистую воду убийцу…
В этот момент из дома показался Гелиан Георгиевич, облаченный в автомобильный шлем и краги. В руках он держал небольшой сверток, в котором, как мне показалось, находилась одежда Сашеньки. Я живо присела, благо, что находилась с другой стороны автомобиля, его взгляду недоступной. Тугодумов, явно меня не заметив, уселся за руль, затем автомобиль рванул с места. Я еле успела юркнуть к крыльцу, спрятавшись за него и наблюдая за тем, как автомобиль, за рулем коего находился Тугодумов, уползал вниз по аллее. А затем, выехав за ворота поместья, и вовсе исчез из поля зрения.
Я резво подбежала к своему прислоненному к липе велосипеду, прыгнула на него и изо всех сил стала крутить педали. Однако куда мне было угнаться за автомобилем! И все же я видела на дороге далекий свет фар и поняла, что они едут куда-то в сторону реки.
Вдруг меня с неимоверной силой тряхнуло, я потеряла равновесие и полетела головой вперед на землю. Удар был более чем чувствительный, но хуже всего было то, что одна из шин велосипеда лопнула, а велосипедная цепь слетела, да так, что я не сумела обнаружить ее. Причиной моего падения была странная ржавая штуковина, на которой, рассмотрев ее в свете фонарика, я сумела разглядеть уже встречавшийся мне оккультный знак! Как будто силы зла мешали мне разоблачить негодяя!
Мне не оставалось ничего иного, кроме как с позором вернуться на Мухину дачу. Я все время размышляла, что же делать. Итак, я стала свидетелем убийства, причем сомнений быть не могло: убийцей был муж Сашеньки! Однако значило ли это, что он виновен и в других смертях?
Как бы то ни было, я знала, что надо сообщить обо всем в полицию. При этом мне было ясно, что никто не примет всерьез слова какой-то гувернантки. Посему я решила просить помощи у Мишеньки — ему, графу Бальзуеву-Мухину, точно поверят, к нему прислушаются, его не высмеют!
Но не могла же я будить его посреди ночи, тем более что дело было сделано, Сашенька была мертва. Поэтому я прошла к себе в комнату и, усевшись на кровати, стала дожидаться рассвета. За этим занятием я незаметно и уснула.
Кажется, меня мучили кошмары, а когда я проснулась, то поняла, что солнце уже давно встало. Вскочив с кровати, я наскоро привела себя в порядок и устремилась вниз, ибо то, что я задумала, не терпело отлагательства.
За завтраком собралось все графское семейство. Я попыталась сделать Мишеньке знак, что мне надо поговорить с ним тет-а-тет, но Луиза Артамоновна сухо заявила, чтобы я или села и никому не мешала, или ушла прочь. Старый граф одобрительно кивнул.
Я опустилась на стул, не ощущая никакого голода. Мишенька вопросительно взглянул на меня, а потом нахмурился, понимая, что случилось что-то страшное. Он уже поднялся, дабы выйти из-за стола и тем самым позволить нам переговорить в укромном месте, как вдруг влетел один из слуг, завопивший, что только что на берегу речки обнаружили тело новой жертвы — госпожи Тугодумовой!
Все заохали, я, воспользовавшись сумятицей, выскользнула из-за стола. Мишенька, последовав за мной, проводил меня в конюшню. Там я сбивчиво начала рассказывать ему то, чему стала свидетельницей.
— Гелиан Тугодумов? — нахмурился Мишенька. — Всегда подозревал, что этот человек — скрытый садист! Но каков фрукт! Собственную жену жизни лишил!
Вдруг во дворе раздалось тарахтенье, и мы, выйдя из конюшни, увидели автомобиль господина Тугодумова, из которого вылезал он сам. Я, не выдержав, подбежала к нему и бросила ему в лицо слово, которое характеризовало его наиболее метко: «Убийца!»
Далее события завертелись с невероятной быстротой. Оказалось, что Тугодумов прибыл к старому графу, дабы обсудить вопрос о покупке лугов, издавна являвшихся владением рода Бальзуевых-Мухиных. На мое счастье, по какому-то вопросу к графу приехал и полицмейстер из Анчуткино, и с учетом моих свидетельских показаний и под нажимом Мишеньки он тотчас взял под стражу господина Тугодумова.
Меня поразило спокойствие, с которым он отреагировал на все обвинения. Дожидаясь подкрепления из Москвы, мы расположились в музыкальном салоне Мухиной дачи. Я заявила, что тело покоилось на заднем сиденье того самого автомобиля, на котором Тугодумов прибыл на Мухину дачу. Автомобиль при мне обыскали, но ничего подозрительного в нем не нашли. И немудрено — тело он давно подбросил на берег речки, а вещи Сашеньки утопил или зарыл!
— Сударыня, вы ошибаетесь! — это было все, что сказал Тугодумов. Я закричала, что это не так. Тогда он коварно спросил, как я вообще попала к нему в поместье в столь поздний час, и все вдруг с подозрением уставились на меня.
— Ваша жена хотела поговорить со мной… — начала я, а Гелиан Георгиевич со смешком заметил:
— Что может быть общего у урожденной княжны Хованской с такой истеричной мещанкой, как вы? Ежели она хотела встретиться с вами, то отчего вдруг ночью и около кладбища? Это все более чем неправдоподобно!
Я запальчиво заявила, что Сашенька сама пригласила меня на встречу, понимая, что заикаться о ее прошлом — ее истинном прошлом! — и о том, что мы знали друг друга со времен работы в борделе, никак нельзя. Желая доказать свою правоту, я полезла в карман, собираясь достать записку, начертанную рукой Сашеньки. И если Тугодумов заявит, что это подделка, то я потребую графологической экспертизы!
К своему ужасу, я поняла, что записки в кармане не было. Не было ее и в другом кармане. И в моей комнате тоже! Значит, во время ночных путешествий я просто-напросто потеряла ее! А ведь это было мое единственное доказательство.
Сей конфуз, конечно же, не добавил доверия к моему рассказу. Ибо я и так заметила, что полицмейстер скептически морщится, слушая мои показания, признаюсь, несколько путаные, а старый граф отчего-то посмеивается, как будто происходящее доставляло ему небывалое удовольствие.