Венец ясности
Шрифт:
– Ах, кстати, об этом. Смотри, что я выудил из озера недавно, – спохватился Карп. – Вот. Кольцо, – с благоговением произнёс корабел. – Красивое, правда? На мои руки, жаль, уже не налезет, но на твои… – Карп взял руку Содоса и положил в неё железное кольцо.
– На кой чёрт мне твоё кольцо, старик? – замявшись, спросил Содос.
– Это подарок. На память от старого друга, – улыбнулся старик. Этому подарку Содос был рад, но он не подал вида и, закатив глаза, хмыкнул, пряча кольцо в карман куртки.
– В любом случае, я пришёл за лодкой.
– Да, да. Лодка. Сейчас, будет тебе лодка.
Корабел на минуту пропал, после чего последовал шумный всплеск, и Карп появился с канатом в руке, по-прежнему сжимая в другой фонарь.
– Ты что ли их из воды вытаскиваешь?
– Если лодку долго не вынимать из воды, днище портится. В старых книгах так пишут.
– Но никто же так не делает, – Содос опять закатил глаза, на этот раз ещё более обречённо. Рассел уже начинал засыпать, прислонившись к стене, когда Содос, наконец, вернулся.
– Ты не спишь ли? А если мешок развяжется, и ксооты удерут? Нам ещё сутки туда и сутки обратно топать по твоей милости?
– Куда они удерут? – сонно заворчал Рассел, протирая слипающиеся глаза, но на всякий случай проверил мешки. – Ну-с, что, идём?
– Да, всё готово.
– Проклятая пыль, все глаза чешутся.
– Все? У тебя их много, что ли? Я насчитал всего два, – усмехнулся Содос. Рассел неодобрительно вздохнул и потащил мешки за Содосом, который успел взбодриться, пока возился с лодкой в холодной воде, и теперь даже что-то насвистывал.
– "Ксоот, ксоот, мокрый ксоот,
Раз – в мешок, два в мешок", – напевал Содос.
"Ксоот, ксоот, мокрый ксоот,
Три – в мешок, четыре – …"
– Как-то не складно "четыре – в мешок". Может, "пять – в мешок"?
– А четвёртый у тебя где?
– А мало ли где. Может, нет четвёртого, – пожал плечами Содос.
Они подошли к лодке и сложили мешки под сидения. Рассел достал трубку и потянулся за табаком.
– Ты чего это? – удивился Содос. – Там покуришь.
Рассел задумался. Не хотелось ему Там курить, но всё же он спрятал трубку.
Глава 2. Курительное помещение
Лодка медленно скользила по густой воде к середине озера. Проваливалась в неё и с трудом выныривала. Иногда на руки гребущим попадала мутная вода. Содоса это раздражало, поэтому он грёб не так уж старательно. Иногда он отпускал вёсла. Наморщив нос и прищурившись, он всматривался в берег, который сразу пропал из виду. Рассел недовольно косился на Содоса, но ничего не говорил. Он так устал, что не хотел начинать новую словесную перепалку. Он знал Содоса и понимал, что разговор точно затянулся бы, а Рассел хотел только одного – тишины, недоступной ему нигде, кроме озера. Вёсла цеплялись за водоросли, и некоторые из них падали в лодку на колени Содосу. Темнота была почти кромешная, но Рассел легко определял, когда очередная водоросль падала на ногу Содосу – тот не стеснялся высказывать своё недовольство. Они гребли уже по привычке, в двадцать четвертый раз не понимая, куда. Они плыли почти два часа, наконец, лодка стукнулась о каменную лестницу. Содос неуверенно крикнул:
– Мы здесь!
Ответа не последовало, только фонарь зажёгся. Какое-то время они молча прождали в лодке, всматриваясь в темноту. Раздался звук шагов, и по каменной лестнице спустились четверо. Один гремел ключами, вид у него был испуганный, по крайней мере, Расселу так показалось, наверное, потому что он и сам был испуган. Остальных не было видно, они шли сзади, а фонарь был только у первого. Может, их было и больше, Рассел не разглядел.
– Сколько? – спросил тот, что гремел ключами.
– Восемь, – громко сказал Содос и добавил про себя: – Как будто ты и сам не знаешь.
Они стали подниматься по крутой спиральной лестнице, скользкой и мокрой. Два раза Содос чуть не сорвался в воду, Рассел, напротив, шёл уверенно и ни разу не поскользнулся. Его как будто не волновала ни лестница, ни вода, ничего, кроме того, о чём он думал. Содос видел это, только не знал о чём. Рассел редко бывал так сосредоточен. Он как будто заснул, оказался в другом месте, и скрупулёзно его изучал, пока ноги несли его, спящего, вверх по ступеням. Рассел шёл перед Содосом, и тот не видел лица своего приятеля, но не удивился бы, если бы Рассел шёл с закрытыми глазами. Но глаза Рассела были открыты. Он думал. Что-то должно было произойти этой ночью, но Рассел не знал, что. Это он и пытался выяснить, складывая в уме всё, что произошло с ними за два прошедших года. Ксооты, какие-то Корни таких размеров, что ему становилось не по себе, когда он вспоминал про них. Всё, что только мог вспомнить, Рассел собирал в уродливую мозаику, которая всякий раз рассыпалась. Сегодня ровно два года с того дня, как они впервые шли по этой лестнице. Два года, двадцать четыре месяца, сто девяносто два новорождённых ксоота. Они собирали только что выпавших ксоотов, другие были непригодны. "Непригодны? Почему другие непригодны?" Мозг Рассела закипал, он никогда об этом не думал. По сто медяков за ксоота. Огромными деньгами не назовёшь, но это больше, чем получают торговцы рыбой за два месяца. В конце концов, Рассел пришёл только к одной мысли, которую не раз повторял ему Содос – "Почему именно мы должны тащиться к этим Корням?" Вдруг поток мыслей Рассела оборвался, они подошли к дверям, которые тихо открылись и впустили их в тёмный коридор. В какой-то момент Содос осознал, что они идут вдвоём. Вдвоём с Расселом. Их сопровождающие, видимо, отстали, а они и не заметили. Теперь и Содосу стало не по себе, обычно их сопровождали до самого конца. Они зашли в помещение, освещаемое настенными лампами. У стен стояли шкафы, небольшие брёвнышки потрескивали в двух каминах, и у каждого стояло по четыре тёмно-красных кресла. В помещении никого не было, только густой дым витал в воздухе. У Рассела заслезились глаза, но вскоре привыкли. Дым был мягкий, чуть ли ни уютный.
– Вам как обычно, господа? – раздался приятный мужской голос. – Вам, господин Содос, двойную порцию с вишней, а вам, господин Рассел, листья смородины?
– Да, – неуверенно ответил Рассел, а Содос просто кивнул в пустоту, потому что не понимал, откуда к ним обращаются. Из-за ширмы, которую Содос никогда не видел, а Рассел заметил впервые, скользнул изящный, довольно высокий и очень худой мужчина. В руках у него были две длинные подставки, наподобие подсвечников. Только вместо свеч в них были вставлены дымящиеся свёрнутые в трубки большие сухие листья. В них была насыпана какая-то смесь из трав. Одна отдавала красным, вторая – зелёным. Красная досталась Содосу, зелёная – Расселу. Содос принюхался и восторженно задержал в себе запах.
– Присаживайтесь, господа, присаживайтесь. У вас один час, – сказал мужчина, после чего исчез.
– Ну-с, – Содос с нетерпением пошевелил носом, усаживаясь в кресло у ближайшего камина. Рассел сел рядом. Содос достал трубку, забил в неё смесь из своего листа и с упоением закурил. Рассел не торопился забивать свою трубку, вкус смородины успел приесться. Он начал медленно осматривать стены. Кое-где висели картины в полуразвалившихся рамах. Содержимое картин оставалось загадкой для Рассела, а Содоса не волновало. На некоторых были изображены сцены рыбной ловли, на других – семейные застолья, в общем-то, ничего необычного, хотя Рассел каждый раз находил новые детали, на которые раньше не обращал внимания. Вот, допустим, в этот раз он заметил, что на одной из картин в руках отца семейства, ужинающего поздним вечером, две вилки. Нож лежал рядом, и либо художник изобразил его запылившимся от времени, либо на самой картине была пыль, хотя на вилках пыли Рассел не заметил. Пока он разглядывал картины, Содос причмокивал от удовольствия.
– А ты чего не куришь? – с удивлением спросил Содос, когда заметил, что Рассел и не думает присоединяться к нему в его удовольствии.
– Да как-то не хочется, – задумчиво протянул Рассел. – Подожду ещё немного. Прошло сколько, минут двадцать?
– Не знаю, не знаю. Ты кури, а то такого табака ты ещё месяц не попробуешь.
– Да знаю я.
– Ты только подумай, вишня… У нас она не растёт, а я даже и не знал, что она мне так нравится. Это твоя смородина всё заполонила. Как по мне, сорняк, – Содос поднял брови и беззаботно посмотрел на Рассела. – Выполоть её и всё, а то для травы уже места не осталось, у нас её и так мало.