Венецианский бархат
Шрифт:
Такие я имела добрые намерения, но наше путешествие изначально не могло быть счастливым, не так ли? Все милые слова, которыми я хотела усладить его слух, вскоре замерли у меня на губах. Вместо благозвучия в собственном голосе мне все чаще слышались ворчливые придирки старой карги. И чем неуютнее я чувствовала себя в пути, тем заунывнее звучали мои жалобы.
Мы ехали и ехали, покачиваясь в седлах, а наши лошади иногда даже ухитрялись ронять на ходу конские каштаны. Несмотря на это, круп идущего впереди коня заставил меня вспомнить о том, как я появилась на свет. Облизнув губы, я взглянула на своего мужа, чтобы понять, не текут ли его мысли в том же направлении. Кроме того,
«Что ж, так тому и быть», – вздыхала я про себя.
Иногда я больше не могла выносить толчков и рывков своей лошади и требовала, чтобы меня ссадили на землю, дав возможность пройтись немного. Но вскоре земля начинала бить меня по подошвам так, что ноги отказывались нести меня, и мне приходилось просить вновь подсадить меня в седло.
В прудах, мимо которых мы проезжали, неподвижно стояли длинноногие серые птицы, больше похожие на привидений, устремив на нас свои клювы, словно упрекая в чем-то. Вероятно, внимание их привлекал раскачивающийся гроб с телом Иоганна. Да и люди, которые попадались нам на пути, наверняка истово крестились при виде деревянного ящика, а иногда плевали через плечо, отгоняя злого духа.
Некоторым людям, среди которых есть даже венецианцы, нравится путешествовать. Не могу понять почему. Большинство завзятых странников просто невыносимы, они преисполнены самодовольства и историй, столь же невероятных, как и цвет их лиц. Нас с мужем приводили в содрогание эти вульгарные люди, напыщенные священники, купцы-всезнайки, которых мы встречали в пути: они страшно действовали нам на нервы, но при этом заставляли острее чувствовать удовлетворение друг другом!
Я боялась гостиниц, в которых мужчины пожирали меня глазами, ибо муж объяснил мне, что встречаются и такие мужчины, которые продают своих жен на ночь незнакомцам, чтобы заплатить за проезд. В таких гостиницах мой муж, настоящий великан, укладывал меня сверху, и я спала у него на животе, а он обнимал меня, и я чувствовала себя в полной безопасности.
Как ни странно, но мне куда больше нравилось ночевать в курятниках – да, мы останавливались и там. Я полюбила засыпать под негромкий шорох сидящих на насесте птиц. Их сонное квохтанье напоминало мне журчание воды в канале, протекавшем на окраине города.
– Правда, это похоже на наш дом? – с хитринкой спрашивала я у него. – Какие славные звуки, верно?
Но он не отвечал, и я видела, что, хотя мы проехали совсем немного, слово «дом» уже обрело для него двойной смысл и главное место в его душе вновь занял Шпейер.
Дороги становились все круче. Перейдя через Вальтеллину, они стали подниматься по проходу, ведущему к Априке. Спутники и попутчики, отдыхающие за кружкой пива в гостиницах, с усмешкой говорили им, что эти скользкие и опасные тропки нужно рассматривать всего лишь как репетицию к пыткам, которые уготовили им высокие Альпы. Венделин, вспоминая свое путешествие в Италию, знал, что это правда, и не оставлял попыток убедить в этом жену.
– Как бы холодно и ветрено здесь ни было, какой бы усталой ты себя ни чувствовала, если ты намерена перейти со мной через Альпы, то должна понимать, что там эти тяготы возрастут вдвое или втрое.
Его супруга невозмутимо отвечала:
– Они нас не побеспокоят, когда увидят гроб. Никто не захочет связываться с похоронной процессией. – Она сжимала губы, так что они превращались в тонкую линию, и говорила: – Едем дальше.
Венделин ощутил, как на него нахлынула теплая волна огромного облегчения. Он и представить себе не мог, что будет делать без ее объятий по ночам и ее сонного мягкого дыхания, щекочущего ему шею во сне.
Каждую ночь, сгрузив гроб с телом Иоганна в стойле или сенях, которые неохотно предоставлял им очередной хозяин, Венделин на некоторое время оставался наедине с братом, после чего обязательно благодарил лошадку, которая целый день везла на себе столь тяжкую ношу.
Он вслух разговаривал с гробом Иоганна, желая брату доброй и покойной ночи, после чего присоединялся к жене в гнездышке из одеял, которое она уже согрела для него.
Но бывали и другие ночи, когда он сидел на соломе, положив одну руку на гроб, и поверял Иоганну свои страхи и опасения насчет stamperia и ее сотрудников.
– Как мне быть дальше, Иоганн? – растерянно спрашивал он. – У меня нет того упорства и силы воли, которыми обладал ты. Я распорядился, чтобы во время нашего отсутствия людям платили по-прежнему. Но ты же понимаешь, что имеющихся денег нам хватит лишь до будущей весны. Что же мне делать?
Меня тошнило, у меня подгибались ноги и кружилась голова, словно я выпила чего-нибудь крепкого. Тишина вокруг стояла такая, что мне казалось, будто я слышу дыхание птиц.
Мне не нравились домики, приткнувшиеся на вершинах гор, черные крыши которых походили на сложенные крылья баклана.
– Где же вода? – мысленно стенала я. – Где она?
Муж, однако, слышал меня и при случае указывал на ручейки и водопады.
Но это была не та вода.
Здесь, наверху, вода находилась в плену у земли. Она напарывалась на острые скалы в руслах мелких речушек и бросалась вниз с отвесных обрывов, словно желая покончить с собой, потому что не могла более выносить мук высоты.
– Бедная вода, – шептала я себе под нос.
Тем временем ветер, словно зверь, почуявший добычу, забирался мне под накидку и хватал за ноги.
Лошадь, везшая на себе гроб с телом Иоганна, переставляла ноги все медленнее и медленнее, задерживая всех нас. Мы останавливались посреди дороги и двигались дальше, не оборачиваясь, лишь заслышав позади себя запаленное дыхание вьючного коня.
В пути я прониклась еще б'oльшим уважением к своему мужу. Подумать только – этот смертельно опасный путь они с Иоганном проделали вдвоем, ничего не зная о нашем городе и надеясь лишь на то, что он хорошо примет их. Теперь, когда он двигался по нему в обратном направлении, я видела, что он и сам думает об этом. Приехав в наш город, он потерял брата и начал большое дело, которое могло лишить его всех сбережений, прежде чем начнет приносить прибыль.
– Стоило ли оно того? – поинтересовалась я у него однажды.
– Стоило, если взамен я получил хотя бы один поцелуй твоих губ, – улыбнулся он, с трудом переводя дыхание после долгого подъема. (Он ведет мою лошадь в поводу и часто спотыкается, так что его колени и запястья покрыты синяками и ссадинами, но при этом успевает посмотреть на меня, проверяя, не оступилась ли моя лошадь и не грозит ли мне опасность.)
В этот момент над нашими головами на юг пролетел клин гусей. Я с тоской проводила их глазами, и мой муж с сожалением проследил за моим взглядом.