Венецианский бархат
Шрифт:
Когда они приблизились к предгорьям Альп, Венделин вновь предложил супруге вернуться домой, в Венецию.
На горных перевалах их каравану предстояло расстаться с повозками с продовольствием. Дороги для колесного транспорта через Альпы не существовало: пересечь их можно было только на вьючных лошадях, пешком да на лодках, если на пути попадались озера. Им предстояло дойти до Базеля, который стоял на Рейне, а уже оттуда на речной лодке добраться до Шпейера.
Но прежде дороги поднимутся на такую высоту, где вершины гор тонут в тумане. Температура упадет еще сильнее, чем сейчас, а по ночам проходы будет затягивать
Когда почти пятьсот лет назад император Генрих IV переходил через Альпы, весь его двор усадили на воловьи шкуры и вот так, словно на ковре-самолете, на веревках перетянули через проходы. Нынешним путешественникам о такой роскоши оставалось только мечтать. Если очень повезет, им могли предложить воспользоваться кастильской молотилкой – стволом дерева с ветками и листьями, привязанным к быку, который при движении расчищал снег, прокладывая путь лошадям.
Кроме того, существовала и опасность лавин, так что каждый час слугам приходилось палить из мушкетов в воздух, чтобы вызвать сход рыхлых снежных масс. Один неверный шаг в любую сторону – и подвижный снег под ногами увлекал неосторожного путника вниз, где тот и оставался в безымянной могиле в двухстах футах ниже по склону.
В проходах бродили и стада лохматых овец, приводивших Люссиету в ужас. Ходили упорные слухи, что в Альпах близ Люцерна водятся драконы, а в озере поселился призрак Понтия Пилата.
Когда она услыхала об этом, глаза ее испуганно расширились, но, крепко держась за руку Венделина, она заявила, что ни в коем случае не оставит его.
Поначалу это было всего лишь неприятно.
Иногда даже случались такие хорошие моменты, когда я сама наслаждалась красотой здешних мест. Деревья были усыпаны позолотой, похожей на корочку на подгоревшем кремовом пудинге. Мне нравилось смотреть, как птицы срываются стаями с веток при нашем приближении, с шумом крыльев уносясь прочь. Я полюбила быструю смену настроений в эти короткие дни: резкий поворот идущей на подъем дороги, и в три часа пополудни начинаются печальные и долгие вечерние сумерки. Я каждый день с трепетом ожидала этого момента, но всякий раз он заставал меня врасплох.
На протяжении многих миль мы ехали за телегой, нагруженной деревьями, словно высокородные господа и дамы, которые путешествуют лишь в сопровождении собственного сада, чтобы окружающий вид ни на мгновение не разочаровал их избалованный взор.
Иногда мы ехали над облаками. Я видела, как белый туман клубится у нас под ногами, а мы находились на такой высоте, что мне казалось, будто в любой момент Господь может взглянуть с небес на нас, тех, кто осмелился вторгнуться в его царство золота – потому что оно действительно было золотым. Свет искрился мягкой желтизной, а горы набросили на себя огромные позолоченные накидки. Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы этот Господь сказал, глядя на нас из-за облаков: «Возвращайтесь обратно в Венецию. Предоставьте Иоганна моим заботам».
Но Господь так и не явил нам свой лик, и вскоре мы спустились прямо в облака, где брели, как слепые. Лошади были связаны длинной веревкой, и каждый шаг давался нам с трудом и внушал ужас.
А вот холод оказался пока еще не так ужасен. Мы обматывали грудь пергаментом, чтобы сохранить тепло и избежать самого худшего. Зато ноги мерзли постоянно. Иногда по вечерам хозяйка какой-нибудь очередной гостиницы, сжалившись над нами, заставляла нас опустить ноги в таз с холодной водой, после чего кружками добавляла в нее кипяток,
Я возненавидела высокие горы. Меня тошнило от одного взгляда на них, и я много раз орошала бока моей лошади содержимым своего желудка. Да и для животных это место было неподходящим, и им приходилось претерпевать ужасные изменения, чтобы жить здесь. У всех коров, например, ноги с одной стороны были намного короче, чем с другой, чтобы они могли удержаться на крутом склоне. Это было неестественно, и здешняя земля походила на старую куртизанку, которая лежит на боку, а все у нее свисает и соскальзывает вниз. Я возненавидела мрачные ложбины и шрамы горных ущелий.
Постепенно я начала понимать, почему здешние жители придают такое большое значение Богу. Разумеется, мы, венецианцы, тоже верим в другой мир, но он столь же восхитителен, как и этот, и очень похож на него. Мужу я объяснила, что в ясные дни мы видим, как весь наш мир отражается в воде, и что в этом искрящемся и сверкающем видении и воплощено наше представление о рае.
В горах я не чувствовала, что стала ближе к Богу.
Я рассказала мужу о своих мыслях, и, наверное, только ради того, чтобы убить время, он затеял со мной спор. Мягкий и любящий, естественно.
– Нет-нет – в этом и проявляется воплощенное величие Господа, – настаивал он. – Это нечто вроде Голгофы на земле. Потому что когда мы боремся здесь, внизу, наши души и тела становятся чуточку ближе к раю небесному.
– Здешние места ничуть не похожи на созданные Богом. Эти горы выглядят так, словно какие-то гигантские чудовищные собаки рыли норы передними лапами, отбрасывая кучи земли.
Разумеется, об Альпах ходят жуткие легенды и предания. Здесь живут привидения и призраки. По вечерам в гостиницах и на постоялых дворах путешественники шепотом пересказывали нам страшные истории. Если мой муж вставал из-за стола, они понижали голоса и наклонялись ко мне, дабы поразить меня новыми ужасными подробностями.
Но самое отвратительное заключалось в том, что Альпы, о чем известно даже в Венеции, буквально кишат самыми разными драконами – летающими, ползающими и просто дурно пахнущими. Нам рассказывали, что их видели многие уважаемые и достойные доверия путешественники, так что каждое новое столкновение лишь подтверждало ужасную правду о том, как выглядят альпийские драконы: голова рыжей взлохмаченной кошки с усами и сверкающими глазами, чешуйчатые лапы, змеиный язык и раздвоенный хвост. Передвигаются они на задних лапах, прыжками, как богомолы, или же, разбежавшись и подпрыгнув, взмывают в небо, неизменно выставляя перед собой короткие передние лапы.
Дорога становилась все труднее и карабкалась все выше. На перевале Сен-Готард ветер буквально валил с ног, а оставшийся за ними след, отмечавший пройденный путь, был ничтожно мал и полностью виден с места очередной остановки. Опасаясь лавин, путешественники набили колокольчики своих мулов шерстью и подвязали их язычки. Вьючная лошадь, везшая на себе гроб с телом Иоганна, едва не погибла из-за того, что смолк привычный перезвон. Она, очевидно, повредилась рассудком и три раза перекувыркнулась через голову. От четвертого, наверняка ставшего бы для нее смертельным кувырка, поскольку она оказалась уже на самом краю глубокой пропасти, ее спасло присутствие духа одного из погонщиков и его твердая рука, которой он поймал ее за хвост и сильным рывком заставил опуститься на колени, так что она принялась реветь с пеной на губах.