Венеция. Прекрасный город
Шрифт:
Дворец был не только резиденцией дожа, но и правительственным зданием с залами Большого совета, Сената и многочисленных комитетов, составлявших венецианское государство. Там же находились тюрьмы и конюшни. Однако самое примечательное в нем – то, чего там нет. Дворец ничем не защищен. У него нет ни крепостных стен, ни башен. В начале X века в ответ на угрозу венгерского вторжения вокруг него была построена стена, но через двести лет ее снесли. Правительство чувствовало себя в безопасности как от внутренних, так и от внешних врагов.
Дворец является, или представляется, чудом легкости и света. Европейский наблюдатель привык к тяжелому основанию и легкому верху. Дворец дожей не оправдывает таких ожиданий. Длинная двухъярусная
В 1574 и 1577 годах залы Сената и Большого совета сильно пострадали от пожара, уничтожившего работы Беллини, Тициана, Тинторетто и других художников. Однако в результате этого освободилось место, если можно так выразиться, для новых холстов, на которых венецианские мифотворцы могли создавать свои чудеса. Была заказана новая серия картин. Официальные художники того времени (среди них Веронезе и престарелый Тинторетто) не изобретали художественных программ. Они выполнили желание политических хозяев, приказавших воссоздать и прославить идеологию правящего класса. Они сочинили целиком воображаемую историю города. Обрисовали его силу. Прославили добродетели. Тщательно скопировали венецианское искусство предшествующих веков, воплощая идею неизменности. Забытые образы были воссозданы, старые символы подтверждены. В этом суть венецианского консерватизма. Художники запечатлели битвы, выигранные венецианцами. Создали вотивные образы почивших дожей. Провозгласили Венецию Justitia (Справедливостью) и Liberator (Освободительницей). Эти картины рассматривались не как шедевры того или иного мастера, а как части единого целого. Живопись во Дворце дожей передавала дух венецианского общества в самом широком смысле слова. На реализацию проекта ушло двадцать лет. Это была аллегория самого государства.
Перед Дворцом дожей лежит площадь Святого Марка, пожалуй, более известная как piazza. Это единственная настоящая площадь в Венеции. Прежде там, напротив Bacinodi San Marco, находились два небольших острова, разделенных узким каналом. Большая часть современной площади прежде была лугом, называемым Il Morso (Откушенный кусок), за свою плотную, вязкую почву. Там стояли первый Дворец дожей и первая капелла дожей. На том же острове было еще две церкви и странноприимный дом для паломников, направлявшихся в Святую землю. Из этого ядра и выросла современная площадь. Было решено воздвигнуть для венецианской общины место для собраний. Требовалось также построить здание суда для отправления правосудия. Так площадь постепенно превратилась в местопребывание государства и власти.
В XII веке площадь была расширена примерно до ее настоящих размеров. Почву очистили от деревьев и винограда и замостили ярко-красным кирпичом, выложенным елочкой. Старый канал, когда-то разделявший два островка, исчез под новым покрытием. (Его воды по-прежнему текут под современной площадью.) В результате, по словам Марино Санудо, человек на площади «оказывался как бы в театре». Этот эффект не был спланирован архитектором или дизайнером, он – чудо коллективной воли.
Важная роль площади была подтверждена, когда на краю bacino установили две массивные колонны, привезенные из Константинополя в 1171 году. Была еще третья, но она упала в лагуну. С тех пор оставшиеся две стоят здесь, увенчанные фигурой льва и статуей Святого Теодора. Эти колонны и здание базилики единственное, что осталось от средневекового облика площади – возможно, не считая голубей. Птицы облюбовали площадь
В XII веке под недавно возведенными аркадами появились многочисленные лавки и, как было принято в Венеции, монополизировали территорию. Площадь стала торговым местом. Ее заполонили палатки и ларьки, торговавшие самыми разными товарами и едой. Под колокольней выстроились лавки менял; под окнами Дворца дожей расположились мясные ряды. Там, где сейчас туристы стоят в очереди на vaporetti, продавали сыр, салями и фрукты. Там, где ныне стоит знаменитая Библиотека, располагались пекарни. На piazzetta, небольшой части площади, выходящей на лагуну, боролись за постояльцев пять гостиниц. Колонны Дворца дожей использовались как публичные отхожие места, и было замечено, что патриции, приподняв полы своих мантий, безропотно брели по лужам мочи. И впрямь, ни для кого не секрет, что венецианцы оправляются где и когда им угодно.
Разумеется, под аркадами собирались попрошайки, выставляя напоказ раны и болезни. Там же проходили пышные религиозные и гражданские церемонии, бои быков и скачки. Там же совершались казни. С колокольни свисали клетки с узниками, а между двумя монументальными колоннами рубили головы. Летом 1505 года с площади убрали виселицу, а вместо нее перед базиликой установили три флагштока. Это был заключительный штрих в официальной канонизации пространства. Между Дворцом дожей и базиликой находился камень объявлений, усеченная колонна из порфира, с которой дож оглашал приговор суда. Все было как в любом средневековом городе, за исключением безграничного величия площади. Этот порядок и этот беспорядок, эта красота и эта грязь служат ключом к пониманию Венеции, какой она была в XIV и XV веках.
В 1530-х годах один архитектор придал площади тот вид, какой она имеет сегодня. Якопо Сансовино было поручено создать из средневекового хаоса классическое пространство. Он воздвиг на площади, напротив базилики, церковь Сан-Джеминьяно, снесенную позже по приказу Наполеона. Возвел Библиотеку и Монетный двор, смотревшие на bacino, перестроил Лоджетту в основании колокольни и вымостил площадь мрамором вместо кирпича. Томас Кориат отозвался на увиденное так: площадь «такой поразительной и несравненной красоты, что, я думаю, с ней не сравнится ни одна другая в мире».
Она была центральной точкой города, местом, куда направлялись или стекались все приезжие. В XVIII веке некий англичанин увидел там «разношерстную толпу евреев, турок и христиан; юристов, мошенников и карманников; лекарей-шарлатанов, старух и врачей… людей всех званий и сословий». После победы в 1797 году Наполеон приказал снести церковь Сан-Джеминьяно, чтобы построить третью линию правительственных помещений, тем самым блистательно завершив трехстороннюю планировку площади. Он снял с базилики бронзовых коней и отправил в Париж. Их возвратили в 1815 году.
На протяжении веков площадь оставалась местом собраний и свиданий. Жена Рёскина Эффи описала ее как «огромную гостиную, достаточно освещенную газовыми лампами из аркад, окружающих площадь», посреди которой бродила «плотная толпа мужчин, женщин, детей, солдат». Муж Эффи Рёскин увидел площадь в более апокалиптическом свете. Он описал ее как «полную безумия всего мира», запруженную «праздными венецианцами из среднего класса» и отрядами военных; в нишах аркад лежали «мужчины и женщины низших классов, безработные и безразличные», а около них просили подаяния уличные мальчишки «отчаявшиеся и порочные до мозга костей». Но вот что привело его в ярость: ни один венецианец даже не взглянул на великолепную базилику. «Ты не увидишь ни поднятых к ней глаз, ни просветленного при ее виде лица». Этот факт до сих пор остается одним из парадоксов города. Часто говорилось, что если ты достаточно долго сидишь за столиком в кафе «Флориан» или «Квадри», то мимо в конце концов пройдут все, кого ты знаешь. Если это когда-то было верно для англичанина или немца из среднего класса, то сейчас это не так. Вы увидите только кучки туристов из всех стран, которые только есть под солнцем.