Венера Прайм
Шрифт:
Из динамиков послышался голос Гресса:
— А я говорю, что ты блефуешь.
Блейк наклонился к Спарте и дотронулся до микрофона:
— Можно мне поговорить?
Она кивнула.
— Пит, это Гай. Я принес тебе послание из святилища посвященных.
— Кто ты такой? — Гневное требование Гресса прозвучало мгновенно.
— Один из посвященных. Друг Катрины. Уже слишком поздно. Они вмешались в запуск. Что бы с тобой ни случилось, ты не попадешь в антенны. И Гресс, теперь они знают, где искать, смысла разрушать обсерваторию
В динамиках не было ничего, кроме шипения пустого пространства. Внезапно голос Гресса заполнил всю комнату:
— Ты самозванец, предатель…
Это была истерика.
Затем была тишина, динамики исходили лишь космическим шумом. Блейк отошел от микрофона. — Сожалею. Наверное, он хочет умереть.
Время текло. На базе были предприняты кое-какие предохранительные меры. На всякий случай. Хотя радары показывали что орбита шаттла опасности не представляет, но кто знает, вдруг Грессу удастся запустить тормозной двигатель.
В рубке сменилась смена, но Спарта, Блейк и Ван Кессел остались. Они пили горький кофе, их разговоры вертелись вокруг Истрати, Пенни, Лейланда, Гресса и Катерины Балакян.
Пенни и Катерина сидели под стражей. С Пенни все было ясно, задержанные члены его шайки дали против его показания. Ну а Катерина? Во-первых была неясна ее роль в аварии с Лейландом, во-вторых как доказать ее членство в секте фанатиков. Ничего, пусть посидит. Люди из Службы безопасности доложили что ни Гресс, ни Балакян не покидали обсерваторию в течение суток, предшествовавших запуску шаттла Лейланда.
— Но как они могли в этом случае устроить сбой запуска? — удивился Ван Кессел.
— Может быть, я смогу ответить на этот вопрос, — сказал Блейк Ван Кесселу. — Гресс — специалист, аналитик сигналов, и ему, вероятно, было легко расшифровать ваши сигналы управления. Все, что ему было нужно, — это передатчик, загруженный заранее заданным кодом, настроенный на срабатывание, когда капсула Лейланда достигнет нужной точки эстакады.
— Дистанционный передатчик…? — Ван Кессел был настроен скептически.
— Сейчас он нацелен на эстакаду, — прошептала Спарта, она очень плохо себя чувствовала. — Радиотелескоп. Каждый приемник может быть использован в качестве передатчика. Каждый передатчик может быть приемником.
Теперь она знала, хотя и не хотела распространяться об этом, что источником дезориентирующего, тошнотворного ощущения, которое она испытывала, стоя тогда на эстакаде, был именно тестовый сигнал антенны.
Ван Кессел посмотрел на Спарту:
— Как ты думаешь, Балакян намеренно выбрала рейс Лейланда?
— Об этом может сказать только она.
… Шаттл Гресса завершил оборот вокруг Луны в нескольких километрах от ее поверхности и уже летел по дуге обратно в космос.
— Вы блефовали, не так ли? — Спросил Ван Кессел. — Но если Гресс мог так точно запрограммировать
— Должно быть, нам просто повезло, — прошептала она.
Глядя на красивое лицо Блейка, на его приподнятую бровь, ей было ясно, что он хотел спросить о том, что именно она делала, когда выпрыгнула из мчащегося лунного баги. Но это был не тот вопрос, который Блейк задал бы ей на людях.
Спарта холодным тоном обратилась к Ван Кесселу:
— Может быть, с Лейландом у Гресса просто получилось случайно… удача новичка.
Ван Кессел хмыкнул. — Ты хочешь сказать, что есть что-то такое, о чем Комитет предпочитает, чтобы вопросы не задавались?
— Вы прекрасно выразились, мистер Ван Кессел.
— Ты должна была сказать это с самого начала, — проворчал он. После этого он держал свои вопросы при себе. Что бы ни скрывал от него Комитет, он сомневался, что когда-нибудь узнает об этом.
Спарта, на грани изнеможения, вновь стала вызывать Гресса:
— Мы рассчитали твою орбиту с несколько большей точностью, доктор Гресс. С каждым оборотом она будет все выше, в конце концов ты окажетесь в паутине на Л-1. Но припасов у тебя на это не хватит.
В ответ не было ничего, кроме пустого шипения эфира. Это продолжалось так долго, что все, кроме Спарты и Блейка, сдались. И тут раздался изможденный голос Гресса:
— Теперь ты управляешь этой посудиной. Делай, что хочешь.
— Но он же вывел из строя маневровые двигатели. — Недоумевал Ван Кессел.
Не отвечая Спарта ввела команду в компьютер. Пульты показывали, что где-то над Луной двигатели извергли пламя и направили шаттл на Л-1.
Спарта была вся синяя от усталости.
— Тебе нужно быть здесь и дальше? — Спросил Блейк.
— Нет, Блейк. Мне нужно быть с тобой.
Оставалось завершить еще одно дело, прежде чем закончится этот долгий день.
Катерину Балакян держали в крошечном следственном изоляторе Службы безопасности базы под техническим куполом. Спарта и Блейк посмотрели на изображение Катерины на экране охранника. Астроном тихо сидела в кресле в запертой комнате, глядя на свои стиснутые руки.
— Кэтрин? — Спросила Спарта у Блейка. Тот кивнул.
— Сейчас мы войдем, — сказала Спарта стражнику.
Охранник набрал комбинацию на панели и и дверь распахнулась. Кэтрин не шелохнулась. Запах, который доносился из комнаты, был странно традиционным, мгновенно узнаваемым. Это был тот самый запах горького миндаля.
Через несколько секунд Спарта подтвердила, что Катерина Балакян умерла от отравления цианидом, введенным с помощью самого древнего устройства для маскировки — полого пластикового зуба. Ее лицо застыло с широко раскрытыми голубыми глазами потрясенного человека, чье дыхание внезапно и бесповоротно прервалось.