Венера
Шрифт:
— Венер, не сейчас, у меня совсем не осталось времени, нужно идти, — я слышу в его голосе сожаление, но от этого мне не становится легче на душе.
— А тебе не кажется несправедливым, что за месяц мы увиделись с тобой первый раз, и ты как всегда уходишь, даже не сказав мне куда? — я чувствовала, как меня накрывает злость.
— У меня заграничные командировки, ты знаешь, — снисходительно объясняет он.
— Нет, Дамиан, не знаю, — я завожусь, потому что устала терпеть эти урывки отношений, — в том-то и дело, что не знаю. Я не удивлюсь, если где-то заграницей у тебя есть семья, и ко мне ты прилетаешь,
— Не говори бред, Венера, — в его голосе проскальзывают стальные нотки, мы никогда не касались этой темы, но молчать я больше не в силах, — у меня нет семьи, у меня нет ни одной женщины, кроме тебя.
— Я устала тебе верить, Дам, правда, устала, — глубоко вздыхая, я встаю с кровати и направляюсь в душ. На мне нет совершенно ничего, но я такая злая, что даже не задумываюсь прикрыться халатом, — мне не понятно, зачем тебе нужна я, если твоя работа стоит на первом месте.
— Все люди работают, и ты не исключение, — он идёт за мной по пятам, — я не предъявляю тебе претензий, что ты летаешь чёрт знает куда.
Я залезаю в душ, и перед тем как захлопнуть дверь кабины обращаюсь к нему:
— Разница состоит в том, дорогой, что ты знаешь, куда я и с кем летаю, — смотрю ему в глаза, чтобы уловить хоть каплю раскаяния, но в них лишь сверкает твёрдый лёд.
— Надеяться только на себя и не возлагать несбыточных надежд на другого — отличный способ перестать разочаровываться в людях и жить с отличным настроением, — он говорит это совершенно ровным тоном, без лишних эмоций, и в этот момент я не вижу перед собой Дамиана. Передо мной человек жесткий и хладнокровный, по моей голой спине бегут мурашки, и они точно не от сквозняка.
— Действительно, зачем мне тратить время на мужчину, которого не трогают мои слова, просьбы и пожелания? Мужчину, который не стремится быть со мной, во что бы то ни стало, — пересилив своё оцепенение, произношу я.
— Только не надо сейчас давить на жалость, — усмехается он, — если ты думаешь, что твои капризы могут помочь делу, то ты сильно ошибаешься, — я не узнаю этого человека. Совсем недавно он был чутким и страстным любовником, а теперь этого человека как водой смыло.
— А чем я могу помочь решить нашу проблему? — уже тише спрашиваю я. Он смотрит на меня несколько секунд, моргает, и мне кажется, что ко мне возвращается прежний Дамиан.
— Не знаю, Венер, просто не знаю, — он зарывается пятерней в свои волосы и наводит там полный беспорядок, — я не могу сейчас взять и всё бросить, ты тоже не собираешься бросать своё дело, нам надо как-то ужиться, — вздыхает он.
— Так мы никогда не уживёмся, — я пытаюсь наладить с ним зрительный контакт, чтобы дать понять, как мне хочется помочь, — пойми, всех денег не заработать, да и не в них счастье.
— Не в деньгах счастье? — недоверчиво возражает Дам, — откуда ты взяла эту ерунду? — он смеётся надо мной, — ты думаешь деньги не главное? Хорошо же говорить это девушке, у которой кругленький счёт в банке, правда?
— Это низко, — мы не можем остановиться, я понимаю, что наш разговор ни к чему хорошему не приведет и пытаюсь закрыть дверь душевой кабины, чтобы включить посильнее воду и больше не слышать то, как он пытается меня убить словами.
— Я тебе вот что скажу, — он вмиг оказывается
— Ты, наверное, в чём-то все-таки прав, — от моего страха перед разгневанным Дамианом не осталось и следа. Теперь я совершенно голая стояла перед ним полностью одетым и пыталась высказать всё, что накипело, ему в лицо, — но знаешь, что ты никогда не сможешь купить? — я выдержала паузу в несколько секунд, которые были равны стуку моего сердца и продолжила, — меня! Ты никогда не сможешь купить меня. Я — это единственное, что у меня есть и тебе меня не купить! — я пытаюсь прокричать последние слова прямо в его спокойное и расслабленное лицо.
— Ошибаешься, — обманчиво мягким голосом произносит он, — я уже тебя купил!
Разочарование… Оно словно безмолвный убийца, скользящий своими высохшими руками вокруг твоего горла и выжимающий из тебя жизнь.
Из меня стремительно вырывается болезненный выдох. В грудь ударили его слова, отлетевшие рикошетом, и тело вздрагивает в попытке почувствовать спасительный глоток воздуха. Но его нет. Я застываю.
Я пытаюсь устоять на ногах, но даётся мне это с трудом. Без речей и молитв, словно грешницу распяли, и нет больше сил терпеть эту боль. Я чувствую себя изнасилованной, словно это сделали с моей душой.
— Ты чудовище, если действительно так думаешь, — мне необходимо собрать себя по кусочкам в считанные секунды. Я умею это делать, научилась. Моя единственная цель — не слететь с катушек.
— Чудовища страшные, — он схватил меня одной рукой за лицо и с силой сжал щеки, наклоняясь к моим губам так близко, что за вздох придётся побороться, — а страшилища чудовищные, и на самом деле их никто никогда не видел, правда, дорогая? — он проводит своим носом по щеке, глубоко вдыхая мой запах, — задай себе вопрос, почему мы так зависимы от наших отношений?
— Я знаю лишь одно. Что ты никогда меня не покупал! — я дергаю головой и вырываюсь из его хватки. Дамиан позволяет мне это сделать, но не отходит: так и стоит, склонившись надо мной.
— Конечно, не в прямом смысле — нет! — он саркастически ухмыляется, — я говорю о зависимости друг от друга.
Чувствую, как моё тело сотрясает дрожь, слава богу, это от холода. Я больше не могу думать ни о каком душе, поэтому выхожу из кабины и накидываю на себя халат.
— Задумайся, почему тебя так тянет ко мне? — я протиснулась мимо него и направилась обратно в спальню, чтобы найти свои вещи, — мне всё равно, что обо мне подумают другие. Мне не нужно чужое мнение, чтобы знать, кто я есть на самом деле, и ты чувствуешь это во мне, тебе нравится моя философия жизни, ты упиваешься ей и ловишь кайф, как наркоманка. Ты хочешь меня, потому что лишь со мной ты чувствуешь себя свободной, тебе не нужно надевать маску и раздавать фальшивые улыбки, и чем раньше ты поймешь это, тем быстрее мы договоримся, — он идёт за мной по пятам, я чувствую его прямо за своей спиной, — когда-нибудь ты поймешь, что тебе не обязательно жить так, как тебя учили. Хочешь творить — твори, хочешь вытворять — вперед. Мы сами создаем свои правила.