Венера
Шрифт:
Полли хмуро посмотрела на него из-под широких полей элегантной черной шляпы.
— Я не хочу, чтобы вы держали поводья! — настойчиво повторила она. — Я докажу вам, что и сама могу управиться с лошадью!
— Не сомневаюсь в этом. В конце недели, если мы будем заниматься ежедневно, ты сможешь показать мне, на что способна.
Полли обиженно поджала губы. В ее намерения никак не входило ждать до конца недели.
Они повернули на дорогу, ведущую в широкую аллею, по обеим сторонам которой высились дубы, каштаны и красноватые буки. Сквозь густую листву пробивалось солнце, бросая пестрые тени на влажную мшистую землю. Вдали, за деревьями, послышались голоса. Полли дернула
— Что случилось? — спросил удивленно Николас.
— Вы что, не слышите? Это герцог Букингемский и леди Кастлмейн, — прошептала Полли, пытаясь повернуть лошадь. — Они едут сюда, а я не хочу встречаться с ними. — Она снова потянула поводья. — Леди Кастлмейн никогда не упускает возможности уколоть меня, и я не собираюсь снова становиться ее мишенью… А ну, шевелись, упрямая скотина!
Дернув что было сил, Полли заставила-таки лошадь повернуть.
Николас усмехнулся.
— Может быть, попробуем галопом? — предложил он. — Так мы быстрее уедем от этой парочки.
Лорд Кинкейд пришпорил коня, и они поскакали через перелесок в открытое поле.
— Ну как, довольна?! — крикнул он, оборачиваясь и весело смеясь. — Надеюсь, теперь-то уж нам не угрожают злые шутки и издевки?
— И вовсе это не смешно! — заметила Полли, покачнувшись в седле, когда лошадь ее внезапно остановилась. — Сегодня вечером леди Кастлмейн наверняка будет услаждать всех и каждого рассказами обо мне. А я… я просто не выношу глумливых замечаний в свой адрес! «Ах, моя дорогая госпожа Уайт, как восхищена я тем, что вы отважились наконец учиться верховой езде! — состроив гримасу, сказала Полли, подражая голосу пресловутой дамы. — Лично я слишком щепетильна, чтобы выставлять на всеобщее обозрение свои попытки научиться чему бы то ни было. Это так неизящно!..»
— Ну, хватит, Полли, — смеясь, прервал ее Ник. — Почему ты думаешь, что кто-то захочет подтрунивать над тобой?
— А разве вы не заметили, сэр, что все эти придворные леди всегда соглашаются с графиней? — произнесла раздраженно девушка. — По неизвестным причинам с недавних пор миледи подшучивает надо мной. Не понимаю, чем я могла ее обидеть?
Николас с любопытством взглянул на Полли. Неужели ей и в самом деле неизвестно, что причиной всему была самая обыкновенная женская ревность? Она должна была бы знать, что женщина, становящаяся для мужчин объектом восхищения и поклонения, всегда вызывает чувство неприязни у остальных представительниц прекрасного пола. Что же касается непосредственно графини Кастлмейн, то она опасалась, что госпожа Уайт может покорить сердце его величества. Уже сейчас король Карл выказывал по отношению к юной актрисе своего театра самые дружеские чувства и обращался к ней с излишней фамильярностью. Полли же вела себя с ним с очаровательной непосредственностью. Нетрудно было заметить, что повелитель, привыкший к лести и благоговейному трепету со стороны своих верноподданных, находил удовольствие в общении с ней. Однако данное обстоятельство не тревожило Николаса. Он знал, что король едва ли зайдет слишком далеко в своих взаимоотношениях с Полли: властитель был очень занят притязавшими на него Фрэнсис Стюарт и леди Кастлмейн, чтобы искать сближения с кем-то еще и вызвать тем самым негодование и ревность у обеих упомянутых дам. Полли, словно угадав мысли Ника, продолжала:
— Леди Кастлмейн никак не может ревновать ко мне: ведь она жена графа и возлюбленная его величества, а я — никто, хотя, конечно, ей и в голову не приходит, сколь низкого я происхождения… А что, если она решила стать вашей любовницей и потому злится на меня? — Девушка вдруг рассмеялась. — Мне было бы трудно осуждать миледи за такое желание: вы намного красивее короля и графа Кастлмейна. Однако я не собираюсь делить вас с кем бы то ни было. И если вы клюнете вдруг на сладкие речи и откровенные знаки внимания, то, сэр, я учиню настоящий скандал!
— Ах ты, моя ревнивица! Не думал, что ты так кровожадна!
— Надеюсь, мне не придется все же прибегать к решительным мерам. — Полли улыбнулась. — Между прочим, герцог Букингемский, с тех пор как прибыл сюда из своего поместья два дня назад, не сказал мне и двух слов. Я веду себя так, словно наши отношения ничто не омрачило, однако он ничего не забыл, я знаю это. Вы не обратили внимания, как смотрит он на меня иногда?
Николас действительно замечал тайные похотливые взоры герцога, которые тот бросал время от времени в сторону госпожи Уайт, и понимал, что Джордж Виллерс не оставил своих надежд. И все-таки причин для особого беспокойства лорд Кинкейд не видел.
— Не думаю, чтобы герцог был опасен для тебя, — сказал Николас. — Он быстро забудет свое огорчение, если ты будешь обращаться с ним с обычной светской любезностью, и найдет себе другой объект обожания.
Полли пожала плечами. Она не была уверена в этом. И все же думать о грустном ей не хотелось. Да и к чему грустить, если в целом все было прекрасно. Здесь, в Уилтон-Хаусе, время бежало незаметно. Развлечения следовали одно за другим: маскарады, балы, игра в теннис, соколиная охота… Кроме того, господин Киллигрэ ставил от случая к случаю небольшие пьесы для увеселения его величества, и Полли, конечно, принимала в них участие, что было для нее совсем необременительно.
В присутствии посторонних Николас обращался с ней с небрежной светскостью, зато когда они оставались наедине… Полли улыбнулась. То, что происходило за закрытыми дверями его спальни в западном крыле дома, не касалось никого, кроме них двоих. Когда слуга лорда Кинкейда заставал поутру госпожу Уайт спящей в постели его господина, то, проявляя невозмутимость и благоразумие, никогда не выказывал ни малейшего удивления.
Полли думала о том, что нелепо иметь две отдельные комнаты — для нее и Ника, если они все равно живут вместе. Подобный практицизм объяснялся ее жизнью в городских трущобах, с которой, слава Богу, она давно уже рассталась.
Хотя Николас, воспользовавшись гостеприимством графа Пемброука, поселился в Уилтон-Хаусе, своих лошадей он оставлял в близлежащей деревне, чтобы не обременять графа еще большими расходами. Полли была рада этому обстоятельству, позволявшему ей без свидетелей обучаться верховой езде, что не всегда сопровождалось успехами.
Отправляясь на прогулку, Полли во избежание встречи с другими наездниками настаивала, чтобы Ник выбирал самые плохие, малоезженые дороги. Вечером, когда они ставили лошадей в конюшню, девушка чувствовала такую усталость, что давала себе слово никогда больше не ездить верхом. Казалось, пегая кобылка, выполнив скучный долг, тоже была рада избавиться от нее и теперь ожидала лишь справедливого вознаграждения за свое многотерпение.
Как-то раз после прогулки Полли, приподняв длинный шлейф платья, медленно прохаживалась мимо аккуратных денников, пока не остановилась у одного из них, где монотонно жужжали мухи и пахло навозом и свежим сеном. Затем щелкнула пальцами, и из глубины темноватого помещения навстречу ей вышла лошадь.
— Ну, здравствуй, Кроха! — сказала Полли, погладив мягкий бархатный нос лошади и обнимая ее за мускулистую шею. — Прости, я ничего не принесла тебе сегодня.
— Ты говоришь с ней так, словно она понимает тебя, — засмеялся Николас.