Венера
Шрифт:
– Но она такая маленькая,- возразил я.- Примитивная. Фукс расхохотался. Точнее сказать - фыркнул.
– В свое время это считалось вершиной технологии. Примерно век тому назад такой аппарат считалоя последним словом техники. Чудо творческой мысли. А теперь - в лучшем случае музейный экспонат.
– Если бы мы взялись притаранить его до музея…
– Да и то, пожалуй, он бы рассыпался в пыль, попробуй кто к нему притронуться.
Интересно… В таком климате, мягко говоря, с большой буквы в самом плохом смысле, в чистой двуокиси
«Что ж, все к лучшему,- подумал я.- Значит, Алекса проще будет найти».
Фукс тем временем занялся проверкой данных радара. Мы снизились уже достаточно, чтобы рассмотреть подробности рельефа в телескоп. И тут, когда изображения, увеличенные цифровым способом, появились перед нами на экране, сердце у меня подпрыгнуло и екнуло.
– Это они!
– заорал я.- Посмотрите… вон там, на земле.
– Это не Земля, а Венера…
– Все равно смотрите…
– Да,- согласился Фукс. После чего пробормотал несколько слов в микрофон компьютеру.
– Связь отсутствует,- отозвался компьютер.
– Но это же «Фосфорос»!
– возбужденно лепетал я.- Вы только посмотрите…
– «Фосфорос» лежит на тысячу километров дальше, к Западу,- сообщил Фукс.- Неподалеку от Земли Афродиты.
– Тогда что же…- И тут я прикусил язык. Я понял, что было перед нами. Останки «Геспероса». Моего корабля. Мы ушли с курса, отодвинутые волной солнечного атмосферного прилива, и получалось так, что мы вернулись к месту падения «Геспероса», с поправкой на попутные ветра.
Фукс что-то там торопливо набирал на клавиатуре, и вскоре на экране появилась надпись:
«ГЕСПЕРОС»
Я уставился как завороженный на останки моего корабля.
На экране мелькали цифры. Данные гибели корабля.
Родригес лежал где-то неподалеку. А также Дюшамп и доктор Уоллес. И все техники.
«Наверняка Фукс сейчас думает о Дюшамп»,- решил я, глядя ему в мясистый затылок. Он любил ее?
Капитан встряхнулся и наконец оторвался от экрана.
– К несчастью, «Фосфорос» нам пока не разглядеть. Его останки на затемненной стороне. Но где?
– Можем подождать, пока эта часть планеты не перейдет на солнечную сторону,- предположил я.
Он только ухмыльнулся.
– Хочешь прождать три-четыре месяца? У нас не хватит припасов, чтобы задержаться здесь даже на две недели.
Я совсем забыл, что венерианский день длиннее земного.
– Нет,- сказал Фукс с явной неохотой,- лучше мы будем искать твоего брата в темноте.
«Великолепно,- пронеслось у меня в голове.- Просто великолепно».
Так мы и продолжили свой путь в раскаленной атмосфере планеты. Мы медленно и неторопливо скользили вниз, как герой поэмы Данте вместе со своим проводником.
Я забыл о времени. Мне все труднее было отслеживать его по куда-то непрерывно бегущим стрелкам, по мелькающим числам календарей. Мы постепенно забыли о времени дня и ночи. Тем не менее корабль вместе еще напоминал о том, что существует такая вещь, как время. Если не смотреть на приборы, забываешь о нем.
Я ел, спал, работал. То, что у нас было с Маргаритой… Лучше об этом вообще не говорить. Кроме Нодона, который нашел во мне ученика, готового слушать его до бесконечности обо всем, что касается насосов, остальной экипаж смотрел не меня как на прокаженного, от которого надо как можно скорее избавиться.
Фукс стал моим единственным товарищем. Он постоянно жевал эти дурацкие пилюли. Может, он в самом деле был каким-нибудь наркоманом? А у наркоманов, как известно, нет товарища лучше наркотика.
Наконец я почувствовал, что терпеть больше не в силах. Собравшись с мужеством, а может быть, просто самообладанием, я отправился к Маргарите в лазарет.
– Капитан меня беспокоит,- заявил я с бухты-барахты. Она оторвалась от микроскопа, над которым склонилась,
упрямо не замечая меня.
– Меня тоже,- отозвалась она.
– По-моему, он подсел на эти пилюли.
Глаза ее вспыхнули, однако она покачала головой.
– Боюсь, ты не прав. Дело совсем не в этом.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю о нем гораздо больше тебя.
С трудом подавив мгновенное желание возразить, я с деланным спокойствием произнес:
– Так в чем же дело, он болен? Снова покачав головой, она сказала:
– Я не знаю. Он не дает мне провести обследование.
– Тогда дела и в самом деле плохи. Неужели все так запущено?
– Может быть, это из-за переливаний,- предположила Маргарита.- Нельзя отдать столько крови без последствий.
– А у тебя что-нибудь получается с синтезом фермента?
– Делаю все, что могу,- отвечала она.- А могу я пока слишком мало.
– Значит, не сможешь? Она кивнула.
– Вряд ли это возможно. По крайней мере, с нашим оборудованием.
Я заметил в ее глазах досаду.
– Не хочу, чтобы ты в этом винила себя. Она грустно улыбнулась:
– Знаю.
– Я ценю все, что ты сделала для меня.
– Это… просто… Я знаю, как это сделать - теоретически, по крайней мере. Но нет оборудования. Это же простой лазарет, а не фармацевтическая лаборатория.
– Значит, если бы мы вернулись на «Третьей»…- Я не решался произнести до конца эту опасную фразу, которая могла стоить мне жизни. Я намеренно не договорил.
Это сделала за меня Маргарита.
– Если мы не вернемся на «Третьей» в течение сорока восьми часов, то тебе понадобится еще одно переливание.
– А если не получится?