Венерин волос
Шрифт:
О Кадминой, знаменитой певице, с которой в юные годы была дружна: “Дуреха! Отравилась на сцене спичками из-за отвергнутой любви!”.
О себе: ушла из театра, потому что не хотела заканчивать комической старухой.
О партнере: “У него не должно быть потных рук”.
О сценическом имени: когда стала актрисой, родня матери заставила ее переменить фамилию, чтобы не позорить семью. “Главное - чтобы совпадали инициалы, из-за меток на белье и вензелей на ложках”.
Еще она мне сказала: “У тебя есть талант, деточка! Но этого мало. И трудолюбия мало. И любви к театру тоже мало. Всего
Зачем мне горе? Не хочу никакого горя!
У нее на подоконнике в большом горшке ничего нет, просто земля. Спросила: “Нина Николаевна, что это?”.
– “Посадила косточку от лимона и загадала: если вырастет деревце - буду жить долго. Старушечья глупость”.
На комоде фотография - ее второй муж, актер Селянский, очень красивый мужчина. Она увидела, что я разглядываю его, и рассмеялась. Стала рассказывать, какой он был пьяница. Что-то натворил, попал под суд, и перед слушанием дела адвокат ему говорит: “Только ни слова от себя! Вот я написал вам текст - выучите и сыграйте!”. Оправдали. “Была его лучшая роль!”
И все объяснила мне про Хлестакова. Все очень просто! Я влюбляюсь ни в какого не в Хлестакова, а в Петербург - в ту далекую, настоящую жизнь! И даже не в Петербург, а просто в свою любовь. Я влюбляюсь в любовь! Так вдруг стало все понятно!
Вспоминала приезд Сары Бернар в Одессу. Французской знаменитости устроили обструкцию из-за ее еврейского происхождения, и на Дерибасовской кто-то даже бросил в ее карету камень. Бернар была в то время худая и рыжая. Все говорили о ее эксцентричности, что спит в гробу, ходит дома в костюме Пьеро. “А на самом деле - просто ломака. И ее хваленый голос в подметки не годился Ермоловой!”
Слушала и думала: неужели это просто зависть старой неудачницы? Одной все - мировая слава, успех, а другая прозябает на старости лет в каком-то Ростове. А таланта у нее, может, не меньше было, чем у знаменитой Сары Бернар. Так в чем же дело? Почему судьба одних жалует, а других наказывает?
Судьба моя! Будь ко мне ласкова! Пожалуйста! Ну что тебе стоит? Дай мне все!
24 октября 1915 г. Суббота.
Утром проснулась, и первое, что увидела, - пылинки в горке света. Получилась как горка поперек комнаты - из солнца и пыли, прочная, упругая - вот бы по ней скатиться!
Как здорово вот так просыпаться - возвращаться откуда-то в себя: надевайтесь, мои ручки, надевайтесь, мои ножки!
– и знать, что тебя уже поджидает любовь!
Алешенька! Свет мой! Как же я тебя люблю! Как же я жила без тебя? Без твоих голубых глаз! А как они умеют менять свой цвет! Как я люблю смотреть, как они то сияют лазурью, то становятся серыми, то совсем чернеют, когда расширяется зрачок.
С Женей все было так сложно - прижаться, поцеловать - а с Алешей так хорошо, так легко! Ужасно только, что не умею ему показать всей нежности, любви, преданности.
Как хорошо проснуться и знать - сегодня его увижу!
4 ноября 1915 г. Среда.
Домашние уроки Нины Николаевны: я осталась одна дома - нужно было прибрать - и вот стала представлять себе, что служу у какой-то сварливой барыни, и она ходит за мной и ворчит, что я
А потом опять стала думать о нем. И вот села записать просто, что я его люблю.
5 ноября 1915 г. Четверг.
И смех и грех! По пьесе я должна упасть “как подкошенная” - и вот вечером репетирую в своей комнате, вырабатываю падение - прибежала испуганная мама: “Что случилось?”.
7 ноября 1915 г. Суббота.
Оказывается, мама Алеши - эпилептик. Мы сидели у него в комнате, когда его позвал брат. Прибежали, она лежала на полу в припадке, вытянувшись, будто ее, как тетиву, натягивали на невидимый лук. Изо рта шла пена - я вытирала платком, а Алеша держал голову. Глаза закатились, она обмочилась, потом, после припадка, лежала, как труп.
Бедный Алеша! Он так страдал!
14 ноября 1915 г. Суббота.
Сегодня произошло что-то ужасное. Мне кажется, я даже не осознала еще толком весь ужас. Но такое ощущение, что внутри, в душе, уже все им заражено.
Репетицию, как всегда, начали с упражнения - нужно было сыграть, будто персонаж только что убил свою любовницу. В соседней комнате убил, а теперь к нам вышел. Мы падали с хохоту под стол, особенно, когда убийцу играл Виктор - он изображал, что расчленил ее и съел. А потом Костров мне сказал сыграть то же самое: я только что за дверью убила любовника. И вот я вышла в коридор, и вдруг меня как парализовало. Я - убила? Любовника? Какого любовника? Как это - убить? Как это - любовник? Алексей мне - любовник? Оттуда зовут, а я все стою. И понимаю, что ничего такого никогда не сыграю. И не могу, и, главное, - не хочу. Костров недовольно: “Ну где же ты?”. Я отшутилась, крикнула им: “А я его отравила, а потом сама отравилась и лежу мертвая рядом”.
Все смеялись, а мне вдруг стало страшно.
Господи, неужели я - не актриса?
17 ноября 1915 г. Вторник.
Перечитала и ужаснулась самой себе: о какой ерунде я пишу! Сегодня Алеша сказал, что уходит на фронт. Уже все решено. Он не говорил мне до последнего - не хотел расстраивать.
Была у Нины Николаевны и никак не могла собраться. Она сразу заметила, что со мной что-то не то, и была очень недовольна.
“Каждая актриса хочет сыграть настоящую женщину, влюбленную и несчастную”. Не понимаю. Это неправда. Так не должно быть. Почему настоящая женщина должна быть влюблена и несчастна, а не влюблена и счастлива?
Она показывала мне что-то перед зеркалом - у нее в гостиной огромное трехстворчатое зеркало, в котором можно видеть себя во весь рост во всех поворотах. Я смотрела на нее и думала: какая она старая и никому не нужная. И не дай Бог дожить до этого. А она вдруг - будто прочитала мои мысли, сказала: “Была, как ты, молодая, красивая, и боялась старости - вот Бог меня наказал”. И добавила: “Лучше быть старой, чем мертвой. Но это тебе еще не понять”.
Читала монолог и вдруг разревелась - из-за Алеши. Нина Николаевна на меня закричала, хлопнула ладонью о стол: “Нельзя плакать по-настоящему! Пусть публика думает, что ты плачешь, сама же ты не должна плакать!”. Я не могла больше продолжать урок, ничего ей не стала объяснять, извинилась, что плохо себя чувствую, и ушла.