Вентус
Шрифт:
– Так нечестно. Разве у меня когда-нибудь был выбор?
– Почему ты встал на сторону парламента, Лавин?
– с мукой с голосе спросила Гала.
– Ты же знаешь, я никогда не хотела войны. Я не желала зла своей стране. Войну начал парламент - и ты! Вы так умело разрушили все, что было мне дорого! И тем не менее я…
– Ты была обречена на поражение, - сказал Лавин.
– Я учился в Военной академии и должен был стать генералом. Когда парламент решил объявить войну, я присутствовал на сессии. По-твоему, мне было легко сидеть там и слушать, как они оскорбляют тебя и смеются над твоим неизбежным падением? Сволочи, предатели! Но я видел составленные ими планы.
– Лавин откинулся назад. Боль в груди мешала ему дышать.
– Если бы армию возглавил другой, как бы я мог предотвратить твою смерть?
– У тебя был выход, - холодно бросила она.
– Какой? Как ты можешь так говорить? Да я всю голову сломал, пытаясь его найти!
Лавин осушил кубок.
– Ты мог бы обмануть свою армию, Лавин. Ты мог сражаться похуже.
– Гала печально улыбнулась.
– Ты мог позволить мне разгромить тебя.
– Я думал об этом каждый день, но твои генералы не дали мне возможности, - ответил он.
– Твои аристократы - слабаки по сравнению с выпускниками академии. Хотя… дело не только в этом. Знаешь, я стоял на холме и смотрел, как десять тысяч человек яростно сражаются в долине. Всадники рядом со мной ждали приказов, и был такой момент, когда я мог не отдать приказ кавалерии окружить твоих солдат. Этот приказ был решающим. Если бы я его отдал, то спас бы тысячи жизней с обеих сторон. Если бы я промолчал, мне пришлось бы стоять на холме и смотреть, как люди, которые верили мне, гибнут в бою.
– Лавин мрачно глядел на королеву, вцепившись руками в столешницу.
– Каждый день до этого - и после тоже - я думал, что способен послать людей на верную смерть; я умею принимать жесткие решения, Гала. Но в тот миг я не смог. И как бы я ни обманывал себя каждый день, в конце концов в подобной ситуации я снова поступил бы так же. У всех у нас есть моральные принципы, которыми мы не в силах поступиться.
Лавин разжал пальцы, сжимавшие край столешницы, и рассеянно начал жевать.
– Каковы твои условия?
– шепотом спросила Гала.
– Я не хочу больше жертв. Если ты сейчас не сдашься, парламент устроит кровавую бойню. Популярным такое решение, естественно, не назовешь. Никто из нас не хочет быть цареубийцей. Если на троне никого не будет, в стране воцарится хаос. Каким бы безнадежным ни казалось положение, ты все еще нужна им.
– Лавин поглядел ей прямо в глаза.
– Я могу гарантировать твою безопасность. Парламент возьмет тебя под арест, но стражниками будут мои люди. Солдаты преданы мне с потрохами. После всего что произошло, никто не смог бы гарантировать твою безопасность. А я могу.
– Я верю тебе, - сказала она с трогательной улыбкой.
– А домашний арест - что это значит?
– Ты останешься главой страны, хотя править вместо тебя будет парламент. Тебе подыщут подходящего наследника. Но ты должна отменить все свои политические, экономические и социальные эксперименты.
– Я не могу…
– Ты должна! Иначе останешься главой мятежников, которые будут действовать от твоего имени, захочешь ты этого или нет. А в стране лишь усугубится хаос.
Гала подалась вперед и взяла его за руку.
– Любовь моя, ты просишь отказаться от всего, что составляло для меня смысл жизни. Чем это отличается от смерти?
– Всем твоим начинаниям в любом случае пришел конец. Теперь ты должна решить, как справиться с ситуацией. У тебя есть выбор: либо наложить на себя руки, либо стать выше этого, какой ты всегда была.
Во рту у него пересохло, сердце билось как бешеное. Вся их беседа была лишь прелюдией к этому моменту.
Гала помотала головой, но скорее в ответ своим мыслям, чем его словам.
– Лавин! Выходит, ты только что сказал мне, что повел против меня армию, потому что любишь меня?
– Да.
– Все хуже и хуже, - протянула она.
– Хуже и хуже!
Она встала. Ее стул опрокинулся. Дверь со скрипом отворилась, но королева раздраженно махнула рукой, и дверь снова закрылась.
– Всю мою жизнь люди, которые меня наставляли, отнимали у меня то, что я любила, - и как раз тогда, когда я только начинала это понимать.
– Она запустила пальцы в волосы, откинула их назад и подошла к Лавину.
– И ты туда же! Так что же у меня осталось?
Лавин покачал головой.
– Я любила тебя, потому что ты никогда не пытался меня наставлять. Ты никогда не был моим сторожем. На банкетах я искала взглядом твое лицо, потому что только с тобой могла действительно посмеяться от души или обменяться искренней улыбкой. Если бы я могла, я сделала бы тебя своим консортом, Лавин.
Генерал отвел глаза.
– Ты наплевала на все остальные традиции, - сказал он с невольной горечью в голосе.
– Почему ты даже не попыталась нарушить и эту?
Традиция и политика предписывали Гале выйти замуж за королевского сына из соседней страны.
Теперь королева, в свою очередь, отвела глаза.
– Я испугалась.
– Нарушить традицию? Или реакции парламента?
– Тебя.
– Меня?
– Я боялась жить с тобой вместе. Я боялась потерять тебя.
– Гала со злостью поставила стул на ножки и села.
– Я боялась всего, что связано с тобой. И… я думала, у нас будет время… на преодоление страха.
– Еще не поздно, - быстро проговорил Лавин.
– Ты веришь мне - после всего, что было?
– Не знаю… Да, верю, Лавин. Я верю, что ты будешь следовать велениям своего сердца - даже если они приведут тебя в ад.
– Но ты веришь, что я люблю тебя?
– Да.
– Так дай мне спасти тебя!
– Ты слишком хорошо меня знаешь, - грустно улыбнулась Гала.
– Не мне сейчас выбирать, мой ненаглядный. Ты должен сделать выбор между самоуничтожением и любовью. Я свой выбор уже сделала, и я умру за него без сожалений. Если за этим столом и есть мятущаяся душа, так это ты.
Каждое ее слово было ударом для Лавина. Он молчал; все планы пошли прахом.
Всю жизнь он терзался сомнениями: а понимает ли его Гала? Думает ли о нем?
Она понимала его слишком хорошо.
– Твой выбор, мой дорогой друг, - продолжала королева, - очень прост. Либо ты присоединишься ко мне и повернешь армию, доверие которой завоевал, против парламента, либо ты разрушишь стены моей крепости, убьешь моих людей и найдешь в спальне мой труп, поскольку в таком случае я приму яд.
Она говорила так просто, что Лавину и в голову не пришло усомниться в ее решимости. Его охватила паника. Все ускользало из рук. Он открыл было рот, почти готовый сдаться ради нескольких дней блаженства, прежде чем их убьют… Но тут вспомнил Энея и запасной план.