Вензель императора
Шрифт:
– Все хорошо, отец Алексий. Вот, маленького ждем. Даже как-то стыдно перед государем: мы радуемся жизни, а он? – Марья Алексеевна поспешила утереть слезу. – Кто бы мог подумать, что несказанная радость, с которой мы встречали государя два месяца назад, обернется такой скорбью! Бедная государыня! Как ей сейчас, наверное, тяжело! Уж не стало ли ей хуже? Я что-то не видела ее величество сегодня на панихиде.
– Да, с тех пор как гроб с телом государя перенесли из дворца сюда, она так ни разу и не пришла… – задумчиво произнес батюшка. – Хотя, слышал, чувствует она себя вполне хорошо… Но сердце монаршее – тайна за семью печатями, – грустно промолвил отец Алексий. – Верно,
– Батюшка, а ведь это вы исповедовали и причащали государя перед кончиной? – спросил Павлик. – И, наверное, читали канон на исход души? Расскажите, пожалуйста, как он умер? – попросил мальчик.
– Я не могу поведать тебе об этом, дружок, – сказал священник. – Я не присутствовал при кончине императора. Могу рассказать только, как причащал его пятнадцатого числа.
– Да-да, просим вас! – воскликнули хором ребята.
– За мной прислали накануне, под вечер, – начал рассказывать отец Алексий. – Я тут же поспешил во дворец, взяв с собой Святые Дары и все необходимое. Но, когда я пришел, оказалось, что государь спит, и меня просили подождать. В половину шестого утра меня пригласили войти. В кабинете находились государыня императрица, князь Волконский, генерал Дибич и доктор Виллие. Государь, приподнявшись на локте, приветствовал меня и просил благословения. «Прошу исповедать меня не как императора, а как простого человека», – попросил он. Тогда все вышли, и мы остались наедине с его величеством. С каким сокрушением сердечным каялся он в своих грехах! – священник даже покачал головой. – Сколь обстоятельной была его исповедь! С каким трепетом принял он Святое Причастие! Его умиленное лицо до сих пор стоит перед моими глазами! – батюшка сокрушенно вздохнул и продолжал дальше: – По окончании причащения я просил его величество не отказываться более от лекарств. И он обещал впредь беспрекословно выполнять все предписания врачей. Я вернулся домой и три дня радовался тому, что за мной более не присылают, полагая, что, если бы состояние императора ухудшилось, меня, несомненно, тут же вызвали бы.
– И больше вы не видели государя? – спросила Марья Алексеевна.
Отец Алексий замялся.
– Я же видел, как восемнадцатого числа вы заходили во дворец! – недоуменно перебил Петя.
– Да, это так… – как-то неуверенно произнес батюшка. – Меня просили об этом не рассказывать. В тот день я случайно проходил мимо дома Папкова. Завидев меня, с крыльца быстро сошел генерал Дибич и просил немедленно исповедовать и приобщить государя. Я сходил за Святыми Дарами и тотчас вернулся во дворец. Генерал провел меня в опочивальню государя. Я был здесь впервые, ибо в прошлый раз причащал его величество в кабинете. Государь лежал на кровати за драпировкой. Лица его не было видно, поскольку комната освещалась одной только лампадой в красном углу. Рядом никого, кроме меня и Дибича, не было. Я дал государю глухую исповедь и приобщил Святых Таин.
– Какую исповедь? – не поняли ребята.
– Глухую – повторил отец Алексий. – Поскольку государь был очень слаб и не мог говорить, я просто прочел над ним разрешительную молитву. Обычное явление в подобных случаях.
– И вы не остались с государем до последнего его вздоха? – удивилась Марья Алексеевна.
– Нет, – г рустно покачал головой отец Алексий. – Я выразил было готовность не отходить от его величества до самого конца. Но генерал тотчас вывел меня из дворца, дав понять, что в моих услугах более не нуждаются. О смерти императора я узнал только на следующий день, вместе со всеми.
– И это не наводит вас на сомнения? – спросил Павел.
– Какие сомнения, мой мальчик? – удивленно переспросил отец Алексий.
Но Петя, догадавшись, куда клонит Павлик, дернул друга за рукав.
– Павел, уймись же! – прошептал он. – Отец запретил об этом с кем-либо говорить.
– Сомнения в том, что вы исповедовали и причащали именно императора? – не обращая внимания на друга, продолжал Павел.
Тут уж вмешалась Марья Алексеевна:
– Павлик, ну что ты такое говоришь! Что за глупости! Мне стыдно за тебя! Простите нас, отец Алексий! Ребята просто сильно переволновались. Они очень тяжело переживают смерть государя. Пойдемте, дети! – с трого взглянула она на сыновей.
– С Богом, Марья Алексеевна, с Богом! Хоро шие у вас мальчики, вам нечего стыдиться, – священник еще раз благословил семейство и поспешил откланяться.
– Павел! Если ты еще раз заведешь разговор на эту тему, я вынуждена буду пожаловаться Андрею Петровичу! – госпожа Никольская строго посмотрела на пасынка.
Павлик опустил глаза:
– Простите меня! Я обещаю, что больше ни с кем не заговорю об этом!
– То-то же! – произнесла Марья Алексеевна и направилась к экипажу, ожидавшему их у ворот монастыря.
А вечером в гости к Никольским зашел Лакиер. Он был очень взволнован и, отказавшись от ужина, прошел в кабинет полковника.
Андрей Петрович усадил доктора в кресло подле письменного стола, а сам устроился напротив и вопросительно взглянул на гостя. Тот мялся, явно не зная, как начать разговор. Полковник закурил трубку и спокойно ждал.
– Как у вас жарко, – вымолвил наконец Борис Львович. Он достал носовой платок и отер пот, обильно выступивший на лбу.
– Да, Гаврила явно перестарался, растапливая печь, – ответил Никольский.
Он подошел к окну и приоткрыл форточку.
– Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? – осведомился полковник, возвращаясь на свое место.
– Что вы думаете по поводу слухов, расползающихся по городу? – спросил гость.
– Вы имеете в виду этот бред, будто государь не умер от горячки? Я и раньше это слышал. Кончина императора оказалась для всех слишком внезапной. Стоит ли удивляться, что такое событие тут же обросло различными слухами и сплетнями! Но все это чистый вздор. Уж мы-то с вами это знаем, не так ли? – спокойно ответил казак.
– Я бы не был в этом так уверен, – Борис Львович серьезно посмотрел на Никольского.
– И это говорит мне врач, принимавший участие во вскрытии и бальзамировании государева тела?! – изумился Андрей Петрович.
– Именно поэтому, дорогой Андрей Петрович! Именно поэтому я имею некоторые основания не отметать полностью эти слухи.
– Я не понимаю вас, Лакиер!
– Мне просто необходимо с кем-то поделиться своими мыслями! Зная вас много лет как порядочного человека и, кроме того, приближенного к государю в последние недели его жизни, я решил именно вам рассказать о своих сомнениях. Возможно, у вас получится их разрешить, – г ость с надеждой взглянул на Никольского.
– Борис Львович, я ничего не понимаю. Прошу, выражайтесь яснее! – немного раздраженно произнес полковник.
– Хотя, может быть, я ошибся насчет вас… – пробормотал себе под нос Лакиер. – Меня щедро вознаградили, – гость покрутил на пальце массивный золотой перстень, украшенный изумрудом. – Но при этом дали понять, что не следует распространяться о том, чему я был свидетелем. Но я не в силах более молчать, эти мысли сведут меня с ума! – воскликнул он. – Андрей Петрович, могу ли я быть уверен в том, что все, что я сейчас скажу, останется между нами?