Вепрь: со смертью на «ты»
Шрифт:
Спустившись по пустынным лестничным пролетам на первый этаж, кавказец подошел к администратору. Парень за стойкой смотрел на него со своей вечной улыбкой. Ахмет был мрачен.
– Минут двадцать назад, – сказал он, – к тебе подошел человек, заплатил хорошие деньги, а взамен попросил назвать номер, в котором остановилась госпожа Ливергант. Ты взял деньги и назвал номер…
Он не спрашивал, он констатировал факты.
Парень, не убирая с лица улыбки, замахал руками:
– Нет-нет, что вы, мы не…
Замолчать его заставил сильный удар
– В другое время и д другом месте я бы тебя зарезал. Вот, забери. – Ахмет кинул на стойку ключи. – Мы съезжаем.
Резко развернувшись, он подхватил с пола чемодан и шагнул к выходу.
Но вдруг замер. Снаружи, к стеклянным дверям парадного входа подошли трое. В глаза почему-то бросилось, что одеты они в одинаковые черные костюмы, сидящие словно влитые. И еще одну мелочь сразу же отметил его натренированный глаз: слева под мышками у них оттопыривались пиджаки.
Но это еще полбеды. Один из мужчин показался ему знакомым.
Где ты его видел, Ахмет? Вспоминай, вспоминай скорее, они уже входят…
Они вошли. Двое остались стоять у входа, по обе стороны. А третий, не задерживаясь, направился к стойке. Уверенно так, полы пиджака развеваются, узел галстука слегка ослаблен.
Один шаг. Другой.
Смотрит в пол.
Третий шаг. Начинает поднимать голову.
Память мгновенно проясняется – видятся волны Черного моря, стоящий на рейде океанский лайнер «Николай Рылеев» и каюта… «Ладно, джентльмены, оставим эту игру в джеймсов бондов… Глупенький. Сосунок – он и есть сосунок».
Сосунок!
Он поднял глаза, и взгляды их встретились.
Ну же, Ахмет!
Это было словно игра «кто первый». Не расцепляя взглядов, они одновременно выхватили оружие. В падении каждый произвел по одному выстрелу. Громилы у дверей присели. Парень за стойкой рухнул на пол как подкошенный.
Выстрелив еще два раза наугад, Ахмет откатился в сторону и, не выпуская из рук чемодана, кинулся к лестнице.
Наверх, наверх. У дверей одного из номеров мирно разговаривают мужчина и женщина. Китайцы. До них далеко, ни за что не успеть добежать к тому моменту, когда Сосунок выбежит на этаж, прицелится и выстрелит.
Выше. Небольшая шумная компания молоденьких девчонок, скорее всего, проституток: есть в них что-то совковое, что не замазать косметикой «Макс Фактор» и не спрятать под дорогими тряпками. Впрочем, толку с них тоже не будет – шмары прожженные, пуганные: увидев взлетевшего по лестнице человека с пистолетом, завизжали и бросились кто куда.
Выше, еще выше. Ага, вот то, что надо! Горничная выходит из дверей номера, где, вероятно, только что убралась, и достает ключи. Собралась закрывать двери. До нее всего каких-то пять метров.
– Стой! – крикнул Ахмет, кидаясь к ней. – Замри, сука!
В ответ – ни звука, только перекошенное страхом лицо восемнадцатилетней девчонки. Пинок в двери, петли жалобно пискнули. Девица тычком в лицо заброшена в номер. Упала на пол, да так неудачно – лицом. Только кровь брызнула. Нос разбила? Ничего, девочка, до свадьбы заживет.
Подхватив ее, как котенка, затащил в комнату и прижал к себе – ей не вырваться, да и пистолет упирается в шею с такой силой, что девушка лишь постанывает. Однако ему плевать на нее. Бросив чемодан на кровать, он одной рукой торопливо расстегивает застежки.
Черт, одной рукой не получается! А за дверями уже слышен топот ног.
Можешь не спешить, Сосунок, ничего ты от меня не получишь… О Аллах, да что же это за застежки такие! Ага, поддались. Крышку – долой, шмотки – долой… Диск. Вот он. Коробку – долой. Красивая, переливающаяся на свету пятнадцатидюймовая пластиночка. Очень красивая. Просто прелесть! Во всех смыслах.
– Не двигайся, Ахмет! И отпусти девчонку!
Вот они! Трое в черном вломились в номер и замерли на пороге. Три пистолета направлены на него, и пальцы готовы вот-вот надавить на спусковые крючки. Но они не надавят. Ахмет знает, что тоже успеет выстрелить, и черепная коробка у девчонки взлетит на воздух прежде, чем он умрет.
Ахмет рассмеялся.
– Какая у нас с тобой горячая встреча получилась, а, Сосунок? Жаль, что я не прирезал тебя там, на «Рылееве». А мне так хотелось сделать это! Без Вепря ты был там никто. Одно слово – Сосунок…
Говоря эти слова, он бросил компакт-диск на трюмо, ударом о стену отколол горлышко у бутылочки с одеколоном и выплеснул его содержимое на диск. С диким хохотом поднес зажигалку.
Сосунок молчал.
Диск плавился. Язычки синего пламени за считанные секунды слизали с него все шестьсот мегабайт информации, и вскоре от того, что когда-то называлось «Прелестью», остался только кусочек шлака.
– Все! – сказал Ахмет. – Хэппи-энд.
Он отбросил пистолет и отпустил горничную, пребывавшую в полуобморочном состоянии.
Вытянул руки вперед, держа ладони раскрытыми.
– Арестуй меня, Сосунок. Может, я и раскаюсь.
Сосунок опустил пистолет. Молча кивнул головой своим громилам: «Взять его» – и вышел из номера.
Глава третья
Звон, какой-то занудный, тоньше комариного писка, стоял кругом.
Или даже нет, не кругом, а внутри, под черепной коробкой, и хотелось выключить его, как опостылевший звонок будильника поутру, но подсознание подсказывало, что сделать это невозможно. Надо терпеть.
И приходилось терпеть, превозмогая боль и муки истерзанной психики, с сожалением осознавая, что отключить чертов будильник на самом деле невозможно.
Есть боль. Страшная боль в нижней половине беспомощного тела, причем трудно определить, сломаны ли это голени, бедра или же по нижним позвонкам прошла микроскопическая трещина, равнозначная холодному слову – смерть.