Вепрь. Феникс
Шрифт:
Боже, ну чего так кантовать, стон захлебывается, так как вверх по пищеводу устремляется содержимое желудка, но он уже на боку и рвотная масса истекает на землю. Еще несколько спазмов, и дышать становится значительно легче.
— Глаза, — голос едва слышен, с хрипом и придыханием, говорить трудно, каждое слово отдается дикой болью в голове, а голоса окружающих и вообще звуки становятся нереально громкими и четкими, настолько, что боль эта буквально вскипает.
— Чего глаза?
— Дурень. Лицо ему омойте. Не видишь, кровь запеклась да веки слепила, — а этот голос совсем не знакомый, но его слова звучат для Виктора как музыка, хотя громкий голос и отдается
На лицо полилась прохладная вода из фляжки. Струйки воды с лица протекают в волосы, принося слабое, но облегчение. Кто-то аккуратно мокрой тряпицей трет лицо. Ощущения какие-то смешанные, с одной стороны каждое прикосновение отдается болезненными толчками в затылке, отдаваясь в лоб и глаза, которые нестерпимо режет, но с другой, несколько смягчает неприятные ощущения.
— Чего тут столпились?
— Да эвон, господин десятник, Добролюба охаживают.
— Жив, стало быть, ваш Вепрь.
— Ты дядя, проходи давай, и кличку эту звериную, чтобы мы боле не слышали, не то и спрос учинить можно, — видно, что Зван сам чуть не рычит от злости, наверняка сейчас злым взглядом буравит стрелецкого десятника. Виктор сразу его опознал, тот был неподалеку во время боя, да и раньше встречались не раз.
— А как его еще величать-то? — Ничуть не смутился старый вояка. — Ты бы видел как он тут бился, чистый зверюга. Я сколь служу и в боях бывал не раз, а только такого ни разу и не видел. Все уж отошли из рва, а энтот посреди ворога орудует так, что те к нему и приблизиться боятся, сам в одиночку на десяток кидался, словно ему и сам черт не брат. Совсем осатанел.
— Все одно не смей. Не любо ему то имечко.
— Зван.
— Тут я атаман.
— Оставь.
— Ага, им только попусти…
— Не кричи… Больно.
— Ага. Молчу, — это уже тихо, едва не шепотом.
Голоса и впрямь прекратились. Наконец запекшаяся кровь размякла и ее смогли счистить с ресниц. Все это время пытавшийся разлепить веки Виктор наконец сумел распахнуть один глаз, не дожидаясь пока оботрут влагу. Едва он это сделал, как тут же получил целый букет неприятных ощущений. Ударил нестерпимый свет, оказывается все еще стоял белый день и солнышко весело сверкало на небосводе, тем же, чтобы отвести его в тень парни не озаботились. Попала и вода с сором, что вкупе с сотрясением мозга было очень неприятно, настолько, что он тут же застонал. Захотел было просто зажмуриться, но соринки в глазах заставили часто заморгать, от чего открылся и второй глаз, а неприятные ощущения тут же удвоились.
Наблюдавший за этим десятник, недовольно ругнулся и потеснив Звана тут же повернул Виктора боком, после чего обильно полил воду из фляжки и на лицо, омывая и его и глаза. Оно водица попавшая на яблоки тоже не сахар, но куда лучше сора. Не забыл служивый хорошенько полить и голову, за что болезный был особо благодарен, потому как тут же почувствовал облегчение. Ну и пусть его, пускай величает как хочет. Хорошо то как.
— Ну чего столпились, — поднимаясь на ноги произнес десятник, — ладьте носилки и несите его к лекарке. Да поспешайте, хорошо ему прилетело.
Это было последнее, что он слышал, так как опять отключился. Но как потом узнал, он не потерял сознание, а просто уснул, что при сотрясении мозга никак не лишнее. Измученный организм, сам определил, что сейчас для него лучше, а потому поспешил юркнуть в спасительный сон. Так что, ни того как закончился бой, ни как его доставили в крепость Виктор не помнил.
Когда он опять пришел себя, то понял, что находится в их избе, а в изголовье сидит Тихоня, как всегда что-то мастеривший. Сейчас у него работы хватало. Виктор отчетливо рассмотрел в его руках свою портупею. Так уж сложилось, что он и его парни были изрядно нагружены оружием, это и кобуры с парой пистолей, и подсумки с гранатами и патронами, и саперная лопатка, и нож, и сабля. Так что сам собой вставал вопрос как все это носить поудобнее, вот и вспомнил он про шлею, пользуемую им и сослуживцами в армии и которая очень помогала носить с удобством, нехитрую солдатскую справу. Оно разгрузка поудобнее будет, но под имеющееся у них вооружение шлея была куда сподручнее, вот только назвал он ее портупеей. С другой стороны, она была один в один похожа на те, которые он помнил по фильмам о гражданской войне, с двумя плечевыми ремнями, просто шлея ему припомнилась из личного опыта.
— Тихоня.
— Очнулся, господин десятник.
— Как видишь, — молодец паренек, не кричит, говорит приглушенным голосом, едва не шепчет, вот только Виктор все отчетливо слышит. — Звана позови.
— Не. Бабушка велела, как только проснешься ее звать.
— Ты хоть скажи, чем сражение-то кончилось?
— Дак разбили ворога.
Сказав это, парнишка тут же умчался за дверь, а вскоре на смену ему появилась лекарка. Ничуть не церемонясь, она посадила пациента и начала осмотр. Действовала бабушка мягко и умело, то и дело спрашивая где болит. Виктор отчего-то сразу вспомнил, как она осматривала его в тот день когда состоялось их знакомство, тогда ему тоже досталось по голове. Боже, сколько же времени с тех пор минуло и сколько всего случилось. Почитай целая жизнь прошла и не одна.
Наконец осмотр окончился, и по виду старухи было понятно, что она им довольна. Ну и слава создателю, не хватало еще каким калекой остаться. После нее в комнату вошел Зван, шикнув на кого-то за дверью, от чего голоса за ней тут же примолкли. Присев напротив он поздоровался, передав привет от остальных парней, которых бабушка строго настрого пускать запретила.
— Все живы?
— Не переживай атаман, все как один. Только Коту, немного руку оцарапало пулей, но то так, не серьезно одним словом. Мы ить как ты и велел, в свару не лезли, все на расстоянии, из-за спин стрельцов били ворога из штуцеров и пистолей, — с явным укором произнес помощник.
Ага, камень в его огород, мол нам сказывал одно, а сам учудил, не пойми что. А что тут скажешь, прав Зван. Вот только Виктор и сам не понял, как это случилось. Видимо, когда гульды полезли густо и часто, он просто потерял голову и отдался ярости схватки, напрочь позабыв о том, что сам же и говорил.
— Как бой прошел? — Стыдно спрашивать, ведь командир, должен был сам все увидеть, а приходится выспрашивать, словно там и не находился. Ну да, чего теперь-то.
— Первую волну почитай всю повыбили, на бруствер уж в основном вторая взошла. Воевода в дело все резервы ввел, больно злы в драке гульды оказались. Вот, ей-ей, атаман, я едва в штаны не наложил, никогда такого видеть не доводилось.
— А что гульды со стороны сосняка идти не пытались?
— Не. Им ту охотку, Горазд напрочь отбил. Установил минометы в овраге и начал садить, да так, что мама не горюй. Нам то видно не было, гульды те роты за урезом держали, но Горазд сказывает добре минами накрыли, народу накрошили жуть. А как все мины по тем резервам израсходовали, так сразу и подались оттуда, как ты и велел, даже стволы унесли, ворог похоже и не понял откуда били.
— Ну то и не удивительно, ведь не просто из оврага, а еще и из-за деревьев, а там подлесок, сосняк уже ближе к ручью начинается.