Вепрь
Шрифт:
Он заметил мелькнувший сорок третий верстовой столб и сбросил газ. Где-то здесь должен быть поворот направо. Ага, вот он!
Вепрь свернул на грунтовку и едва не завяз в грязи. Пролетев полем несколько сот метров, машина въехала в березняк, сомкнувший над ней крону. Стало сумрачно, словно надвигался вечер, хотя был ещё полдень.
— Володя, а вы дадите мне пистолет? — спросил вдруг Курженко.
Вепрь мысленно усмехнулся. Сделав вид, что размышляет, он затем сообщил:
— У меня есть с собой оружие. А вы умеете стрелять, Валерий Анатольевич?
— Из автомата. В нашей стране, думаю, из автомата умеет стрелять каждый мужчина.
— У меня нет автомата, а пистолет, как я понимаю, вы никогда не держали в руках?
— Ну, если уж с «акаэмом» справлялся, то с пистолетом как-нибудь.
— Как-нибудь не стоит, Валерий Анатольевич. Да и пистолет у меня один, а стреляю я гораздо лучше вас. К тому же надеюсь, что на этот раз обойдётся без стрельбы, — строго сказал Вепрь. — Так что останетесь в машине. Вы меня извините, Валерий Анатольевич, но без вас мне будет как-то сподручнее. Подождите, когда я доставлю вам вашу дочь. Вам ясно?
— Ясно, — вздохнул Курженко. — Я почему-то доверяю вам, Володя. Буду сидеть и ждать.
— Вот и отлично. Это избавит нас от многих проблем…
Березовые кроны разверзлись, день снова вернулся, и перед ними открылся довольно крутой спуск, а внизу шла граница садового общества «Холмы». Все пространство было утыкано пестрыми домиками самых разных размеров и архитектуры. Кое-где на участках, согнувшись в три погибели, копошились такие же пестрые дачники, собиравшие последний урожай.
Вепрь повернул машину под густые ветви крайней березы и заглушил двигатель.
— Перебирайтесь за баранку, Валерий Анатольевич, — велел он. — И будьте готовы…
— Готовым к чему?
Вепрь улыбнулся:
— Ко всему. Ладно, я пошел.
Он вылез из автомобиля, закурил сигарету и начал неспешно спускаться по склону. Над огородами поднимались белые дымы — дачники сжигали траву и отходы, пахло влагой, дымом и свежевыдранной морковкой. Собачий лай доносился до него откуда-то издалека, с соседнего холма, и в ответ ему с ближней дачи надрывалась какая-то мелкая шавка. На неё кто-то изредка покрикивал сиплым голосом.
Спустившись, Вепрь пошел по узкой улочке между дачами, вспоминая, где ему надо свернуть, чтобы выйти к старой, заброшенной даче родителей Машеньки Кругловой, засаженной соседями картофелем. Приметив поворот, увенчанный трехногим покосившимся столбом, он свернул налево и уже через три минуты был около знакомого облупившегося домика.
Приподняв вросшую в землю калитку, по растрескавшейся бетонной тропинке он прошел на крыльцо. Дверь в домик была закрыта на шпингалет. Когда-то давно она закрывалась на обычный дверной замок, но из года в год, обычно под осень, его в конце концов выламывали шлявшиеся по ночам подростки либо бездомные пьяницы, а чаще — охочие до чужого добра люди, и тогда хозяин не выдержал. Сняв замок, он забил дыры в двери с двух сторон фанерой и прикрутил обычный шпингалет — заходите, люди добрые, берите что хотите. Лишь бы домик не спалили.
Сейчас наружный шпингалет был задвинут. Значит, Шершня в домике не было.
Не успел он сообразить, как знакомый голос за спиной заставил его вздрогнуть:
— День добрый, Вепрь Алексеич.
— Шершень, чёрт возьми! — обернулся тот. — Откуда ты вылез?
— Учусь у тебя появляться неожиданно в неожиданный момент.
— Чему бы хорошему… Ты давно здесь?
— С утра.
— А соплячка?
— За домиком, соседскую облепиху жуёт.
Что-то не то было в его взгляде. Что-то он не договаривал.
— Что случилось, Шершень? Объяснись…
Олег пристально посмотрел на Вепря.
— Почему ты не предупредил, что она наркоманка?
На секунду Вепрь растерялся:
— А разве она наркоманка?
— Конченая. Крыша съехала напрочь. Желает уехать в Турцию и быть там танцовщицей в ресторане.
— Вот чёрт, действительно припадочная! А потом?
— А потом, уже здесь, на даче, у неё началась ломка, — Олег передернулся. — Уф! Видывал я всякие ломки, но эта была самая отвратительная. Она ползала передо мной на коленях, хватала за ноги и умоляла достать наркотик.
— А ты? — поинтересовался Вепрь.
Олег покачал головой:
— Ты ведь знаешь мое к этому отношение. Помнишь Гришу с Первомайки? Он был наркоманом.
Вепрь тяжело вздохнул. Это неприятное открытие несколько нарушало его планы.
— Ну а дальше? — спросил он.
— Дальше… Дальше она расстелилась передо мной и задрала ноги. «За дозу, — говорит, — я дам тебе попользоваться своей дыркой». Я дал ей пинка под голый зад. И вот тогда у неё началась трясучка… Я растерялся. Думал, сдохнет сейчас, и что я с ней буду делать?
— Не пойму, чего ты так расстроился? — холодно спросил Вепрь. — Она тебе кто — сестра родная? Нет. Вот и не дергайся. И свой план из-за того, что эта соплюха ширяется, я менять не собираюсь. Сдам ее папаше какая есть, пусть сам разбирается.
— А где папаша?
— На горе, в машине. Бравый мужик, в бой рвётся, просил дать ему пистолет. Ничего, сейчас и он десять раз подумает — везти ли её до мой или отпустить к туркам. Однако сначала я должен с ним поговорить…
Взлохматив волосы, Вепрь заглянул за дом. Виктория сидела на корточках у заржавелой, погнутой бочки с водой и крутила в пальцах веточку облепихи, усыпанную крупными яркими ягодами. Она медленно покачивалась, и неподвижный взгляд ее тупо упирался в заросли старой малины.
Вепрь подошёл к ней, присел рядом.
— Привет, — сказал он.
Виктория не обратила на него никакого внимания.
— Можно взглянуть на вашу ручку, мадемуазель? — Не получив никакого ответа, Вепрь закатал ей рукав. — Судя по размеру синяка, — поднял он глаза на девушку, — стаж у вас, мадемуазель, года два. Это кто же тебя в тринадцать лет посадил на иглу?