Вепсы. Очерки этнической истории и генезиса культуры
Шрифт:
Но, пожалуй, наибольшую интенсивность приобрели верования, относящиеся не непосредственно к земледелию, а к тесно взаимодействующей с ним отрасли сельскохозяйственной деятельности — животноводству. В грамоте Макария недаром говорится о принесении «кровных» жертв «бесам» — «волы и овцы, и всяк скот, и птицы». Это сообщение хорошо увязывается с материалами, полученными позднейшими наблюдателями, изучавшими религиозный быт вепсов и соседящих с ними народов, в том числе и с нашими данными.
В конце лета (в Ильин день, 20-го июля ст. ст.) или в начале осени (в день рождества богородицы, 8-го сентября ст. ст.) в очень многих вепсских деревнях при церквах и часовнях, где в эти дни справлялись храмовые праздники, происходили подлинные жертвоприношения. Крестьяне приводили сюда «завещанный» скот (быков или баранов), закалывали его, мясо варили в общественном котле и после благословения священника расхватывали и поедали. Закалывали обычно не всех животных, а одного-двух, остальных продавали, и деньги, вырученные
Обряд и легенда имеют очень широкое распространение. Они отмечены, помимо вепсов, у южных карел, у русских Прионежья, Белозерщины, Пудожского и Тихвинского краев. П. Б. Иноходцев, посетивший в 1785 г. Каргополь, обратил внимание на то, что в городском гербе зафиксирован мотив жертвоприношения. «Герб городу Каргополю есть, и, без сумнения, старинный: ибо представляет древнее жертвоприношение, а именно в голубом поле овна, возложенного на костер горящих дров для всесожжения». Впрочем, в русских районах Севера, не граничащих с областью расселения вепсов, подобные жертвоприношения, но уже без сопровождения обряда легендой, имели место в день Флора и Лавра (18 августа ст. ст.). Вместе с тем, прослеживая более дальние пределы их совместного бытования, если откинуть уж вовсе далекие кавказские аналогии, невольно приходишь к заключению, что описанные обряд и легенда свойственны ряду народов финно-угорского происхождения — коми-пермякам, удмуртам, эстонцам-сетукезам, верхневолжским карелам. Это наводит на мысль, что данный ритуал, восходящий в своей первооснове к весьма ранним этапам сложения земледельческих культов у названных народов, если только он не заимствован ими от русских, составляет их общую черту, что и отразил источник середины XVI столетия.
Параллельно с развитием и усложнением местных культов у северных чудских народов происходило выделение особых лиц, «арбуев», специализировавшихся на посредничестве между рядовыми верующими и божествами. Конечно, нам слишком мало известно об арбуях, чтобы можно было с полной определенностью обрисовать как их повседневные функции, так и роль в обществе. Вероятно, они представляли собою слой жречества, пользовавшийся значительным влиянием, ограниченным, впрочем, чисто бытовой областью. Арбуи принимали участие в похоронах, нарекали имена младенцам, освящали брачные союзы, занимались предсказаниями. Не исключено, что для «общения» с духами арбуи приводили себя в экстатическое состояние — обычный прием северных шаманов — подобно тому, как это делал некий чудский волхв, рассказ о камлании которого помещен в ранних русских летописях под 1071 годом.
Присматриваясь к термину «арбуй», нетрудно заметить, что это слово само по себе свидетельствует о принадлежности тех, кого так называли, именно к жреческому «сословию». Они не были просто колдунами: прибалтийско-финские языки терминологически выделяют последнее понятие с помощью особого слова (ср. вепсск. noid, финск. noita ’колдун’), принадлежащего к древнейшему слою собственно прибалтийско-финской лексики. Со временем, когда это древнее слово перестало выражать сущность нового явления, когда возникло жречество, прибалтийско-финские народы восприняли от соседивших с нйми германцев новое слово, в русской передаче получившее позднее вид арбуй [ср. финск. arpa ’жезл (прут) для узнания тайн’, ’жребий’, также ’предсказатель’, вепсск. arb ’жребий’, arboind ’гадание’, arboida ’гадать’, ’бросать жребий’].
В XV–XVI вв. арбуи еще активно действовали. Об этом говорит не только посыльная грамота Макария, но и отразившаяся в документах того времени топонимика. Так, в Егорьевском Лопеком погосте в Карелии существовала «деревня Замошье Арбуево». Были арбуи и у вепсов: в источнике XVI в. упоминается «волостка Арбуй, а тянула к Ягромжу» (Белозерье).
Мы далеко не исчерпали всего многообразия дохристианских верований вепсов. Судя по тем скупым упоминаниям, которые имеются в источниках, оживающим при сопоставлении с данными более поздних этнографических наблюдений, можно только догадываться, сколь сложна и богата разнообразными культами была в действительности вся система их религиозных представлений. Неудивительно поэтому, что новгородская епископская кафедра, хорошо осведомленная о положении в населенных чудскими народами, в том числе и вепсами, районах епархии, где успехи христианизации оставались достаточно призрачными, время от времени меняла тактику борьбы и наряду с систематической деятельностью, которую вели погостские попы и монахи местных монастырей, прибегала к экстраординарным мерам.
Одной из таких мер, продиктованных как соображениями идеологического и социально-политического порядка, так и попросту корыстными интересами, и явилась «миссия» Илии, посланного Макарием с четко разработанной программой искоренения язычества. Илия ездил «в Чудь» дважды — в 1534 й 1535 гг. Во вторую поездку ему предписывалось там, где он побывал в прошлом году, «паче утвердити православный веры», а «в которых местех не был, и тамо… быти и разоряти чюдския обычая».
Нам неизвестно, «шествовал» ли Илия также и через вепсские погосты и каковы оказались непосредственные результаты его «шествования». Ясно одно: во второй половине XVI и в XVII в. христианская церковь усиливает свою активность в чудских районах Севера, в том числе и в пределах Обонежской пятины: здесь развертывается строительство церквей, часовен и т. п. То же самое мы видим и на землях, занятых вепсами. Возникает, например, Яшезерский монастырь, основатель которого Иона, вепс по национальности, происходил из северновепсского селения Шокши. Около 1680 г. основывается Высокоезерский монастырь в Веницкой волости и проч.
И в самом размещении церквей, монастырей и часовен чувствуется намеренное стремление не только расположить эти рассадники христианской пропаганды поближе к массе крестьянского населения, среди которого сохранялись старые языческие верования, но и строить их на местах древних святилищ с тем, чтобы, во-первых, нейтрализовать влияние последних, а во-вторых, освоить, ассимилировать, наследовать это влияние. Таким образом, объясняется кажущееся подчас странным расположение церквей, сооруженных уже в XVII–XVIII вв. на островах (Кижи, Машезеро, Водлозеро и др.), часовен при древних могильниках курганного времени и т. п.
Было бы, конечно, глубокой ошибкой думать, что усиление всестороннего, продуманного и хорошо организованного идеологического наступления христианской церкви имело своим результатом полное исчезновение или даже крупное сокращение народных религиозных верований. Скорее напротив: под покровом христианства с его ярко выраженным мистицизмом создались условия для широкого развития на основе древней традиции разнообразных суеверий, магических приемов, колдовства, знахарства и т. п., против которых православная церковь эффективной борьбы не вела. Однако произошло перемещение центра тяжести в системе верований вепсов, итогом которого стало превращение древних культов в суеверия, а великих богов — либо в персонажей низшей демонологии, либо же в заурядных христианских «святых». Исчезли постепенно арбуи. Хранителями прежних верований, поскольку в отправлении некоторых из обрядов еще нуждались, продолжали, возможно, оставаться «нойды», но и они должны были испытывать сильное воздействие идеологии и символики христианства. Примечательно, что в вепсских заговорах, помещенных в сборнике В. И. Срезневского, встречаются такие выражения, как «сын города Ерусалима», «святой бог», «спаситель» и проч.
Процесс «освоения» православной церковью местных вепсских культов, несомненно, осложнился и другим обстоятельством, значение которого необходимо вполне учитывать, чтобы не впасть в крайность. В самом деле, свои представления о христианстве вепсы вырабатывали далеко не только по одним лишь проповедям и церковным службам; культурное сближение с русским народом, имевшее место и в области религиозных верований несомненно знакомило вепсов с тем крестьянским пониманием православия, которое всегда отличалось от ортодоксального канона и в котором очень сильно был представлен культ «святых» — прежних языческих богов древней Руси. Близкие и доступные русскому крестьянину, эти «святые» частью по аналогии с трансформированными собственными божествами — «святыми», частью же по причине сходства социальной и хозяйственной обстановки и быта вепсов и соседнего русского населения легко воспринимались вепсами и почитались ими. Чрезвычайно популярные в Новгородских владениях аграрные культы Егория, Власия, Флора и Лавра и других «святых» распространились также и среди вепсов. Недаром уже в XVIII и XIX вв. вепсские пастухи считали Власия и Егория Храброго своими покровителями. Произнося заговор — «отпуск» — перед первым выгоном скотины на пастбище, пастух заканчивал его словами: «Около моего коровьего стада Власьева рода ездит Егорей Храбрый со своим златым скипетром и со своим копьем и убивает и отгоняет и медведя и медведицу и их щенят, и волка и волчицу и их щенят, во веки, аминь».
Окидывая мысленным взором тот громадный, исторический отрезок времени, в течение которого развертывались описанные выше процессы и события, нельзя не отметить, что он характеризуется не только своей протяженностью, насыщенностью этими процессами и событиями, но также и большой сложностью их протекания. За этот срок вепсы вместе с другими народами Севера России окончательно вышли из условий патриархально-родового строя, прошли все ступени феодального развития, в недрах их общества начали зарождаться элементы капиталистического производства. Так или иначе, в той или иной степени на них отразились важнейшие социально-политические изменения, переживавшиеся всей страной. Следует к тому же учесть, что все это совершалось на фоне и в непосредственной связи с такими важными историческими процессами, как русская колонизация Севера, переселение карел на русские земли, проникновение христианства и т. д. Неудивительно поэтому, что и ход этнического развития вепсского народа отличался большой сложностью и для понимания его требуется учет по возможности всех действовавших факторов.