Верь мне и жди
Шрифт:
— Я ушел.
— Постой! — виновато засуетилась я, выбегая в прихожую. — Ты не сердись, я расстроена слегка.
— Да уж… — пробормотал Гошка, поправляя мне выбившуюся прядь.
Глаза его были грустны, но я ничем не могла помочь. Сама запуталась, измучилась, нуждалась в помощи. Да, в любви все эгоисты… Гошка вздохнул и скрылся за дверью.
Пятница — короткий рабочий день. На всякий случай я перехватила денег у Марии Александровны и решила после работы пройтись по магазинам. Ты знаешь, для меня это всегда испытание, будь то продовольственные, тряпичные или хозяйственные магазины. Только
Я позвонила с работы Шурке, в школу. Ее долго искали, хотя занятия давно уже закончились.
— Шур, ты занята?
— Ой, сто лет не болтали! Давай вечерком созвонимся, ладно? У меня тут двоечники переписывают диктант. Еще надо проверить и оценки выставить…
Я набрала номер Катиного мобильника. Оказался отключенным. Попробовала звонить ей домой — тишина. Подумала, не попросить ли Ларису составить мне компанию для похода в магазин. Но тогда пришлось бы отвечать на ее нескромные вопросы. Нет, это выше моих сил. Отправилась одна, плохо представляя, что мне надо. Зайдя в торговый комплекс в Охотном ряду, побродила, удивляясь ценам. Скоро заболела голова, я стала задыхаться. Выбралась наверх, пошла по Тверской, понимая, что здесь мне и подавно не место.
И только дойдя до памятника Маяковскому и свернув на Садовую, я набрела на небольшой магазинчик, где нашла оригинальный костюм из светлого льна (хотелось все же светлого!). К костюмчику еще прилагался головной убор в виде аккуратной нитяной шапочки, украшенной льняными цветами. Цена, конечно, была для меня непосильной. Я отдала за костюм все, что у меня было, но того стоило! Приветливая девушка с бейджиком «Лена» проводила меня в примерочную кабинку, где я облачилась в стильные тряпочки и некоторое время изучала себя, чудесно изменившуюся. Спросила Лену:
— Как вы полагаете, в этом наряде можно выходить замуж?
Девушка если и удивилась вопросу, то не подала виду. Она улыбнулась и ответила:
— Вам идет, но я на вашем месте распустила бы волосы под шапочкой.
— Нельзя, я же в церковь иду.
— Тогда сделайте вот так.
Она уложила мои волосы в низкий узел, и шапочка легла идеально. Теперь стало очевидно, что костюм мне к лицу и к фигуре, и была в нем та степень торжественности, которая требовалась к случаю.
— Спасибо! — искренне поблагодарила я милую продавщицу.
Вернувшись домой, я и не помыслила об ужине. Чтобы назавтра лучше выглядеть, даже от зеленого чая отказалась. Приняла ванну с травами, вымыла со скрабом лицо и тело, ну и прочее. Весь вечер ждала почему-то, что ты позвонишь и еще раз напомнишь о завтрашнем событии, спросишь о готовности. Но никто не позвонил, даже Шурка, с которой мы уговорились поболтать. Я не знала, ставить ли мне будильник на семь часов. И конечно, поставила. «Что я делаю? Что я делаю?» — думала я, погружаясь в сон.
Ты приехал за мной в половине девятого, сославшись на пробки. Да, у нас в центре бывают пробки в это время, но сегодн суббота… Я готова была к восьми и все эти полчаса просидела, нарядная и в макияже, уставясь в одну точку. Когда последний проблеск надежды иссяк, ты позвонил в дверь.
— Ну что, страшно? — весело отреагировал ты на мою постную мину.
Я молча кивнула и прильнула к тебе в изнеможении. Ты бережно обнял меня и прошептал на ухо:
— Ничего не бойся, малыш. Я сам немного побаиваюсь. Ну так не к теще на блины едем.
Я все еще не верила в действительность происходящего. Однако мы сели в твою красивую машину и понеслись. Тогда я впервые познакомилась с твоей манерой вождения: не меньше ста, а на трассе и все двести километров в час. Но страшно не было: скорость почти не чувствовалась внутри машины. На удивление быстро мы выбрались на трассу, постояли только у Белорусского вокзала, и то чуть-чуть. Словом, никаких пробок не обнаружилось. Возможно, они рассосались уже…
Пока ехали по городу, ты был сосредоточен на дороге, а я решилась лишь спросить:
— Долго ехать?
— По трассе около часа, как повезет.
Я исподволь разглядывала тебя, страшно соскучившись. Ты был выбрит и свеж. Вел машину легко и свободно, что-то напевал себе под нос. Постепенно светлело, хотя небо, как всегда у нас в ноябре, было затянуто серой пеленой. Хотелось мороза, сверкающего снега, зимнего праздника. И вот наконец за пределами города показался чистый снег, и он засверкал в лучах восходящего солнца.
— А, зараза! — вдруг выругался ты и стал пробиваться к обочине.
От поста ДПС к нам двигался гаишник с палочкой. Пока он подходил, ты успел навесить на нос темные очки. Инспектор козырнул, наклонившись к открытому окну:
— Сержант Васильев. Документы, пожалуйста.
Ты сунул ему бумажник с карточками. Гаишник внимательно просмотрел водительское удостоверение.
— Опять нарушаем, Николай Степанович?
— Прости, командир, спешу, дело такое.
Ты протянул ему пятьсот рублей.
— Обижаете, Николай Степанович. Лучше автограф дайте супруге, она увлекается вашим творчеством.
Ты расписался в блокноте гаишника. Тот вернул документы и снова козырнул.
— И все-таки не спешите. Туда всегда успеете, а дорога скользкая. Вон какую красавицу везете, поосторожнее бы.
— Спасибо, — кивнул ты согласно и повернул ключ зажигания.
Проехали немного, лукаво зыркнул в мою сторону:
— Ишь, углядел!
Однако скорости ты не сбавил. Мы долетели до места за пятьдесят минут.
Это была небольшая красивая деревушка в пяти километрах от трассы. Дома здесь радовали добротностью и резными наличниками, дорожки были расчищены, а основная дорога упиралась в белую, с луковичными куполами, церквушку. К ней мы и подкатили, причем машину ты поставил не возле церковной ограды, а у соседнего хорошенького домика, огороженного штакетником. Из дома нам навстречу вышел батюшка в облачении:
— А, брачующиеся прибыли! Мир вам и Божья благодать.
Вы поздоровались довольно фамильярно, как мне показалось. Позже я узнала, что отец Александр в свое время играл с тобой в одной группе, но теперь отошел от мира, женился и осел здесь, приняв сан.