Верь мне и жди

Тартынская Ольга

И я покинула редакцию, чтобы если и вернуться сюда, то разве в качестве автора.

Приехав домой, я обнаружила на своем столе стопку денег. Ты забрал дубликаты ключей от квартиры, которые я оставила уходя. Я долго стояла посреди комнаты, не зная, за что браться. У меня впереди было столько свободного времени!

Во-первых, что делать с деньгами? Наверное, купить продуктов, но зачем так много? С внутренней неловкостью я отложила долг Марии Александровне. Понимаешь, любимый, я всю сознательную жизнь рассчитывала на себя, зарабатывала и жила на свои деньги. Бывала и на грани нищеты, но справлялась. Я научилась жить экономно, сама себе шила юбки и кофты, мясо готовила только для редких гостей. В последнее время как-то стало полегче — по крайней мере мне хватало на мое скромное житье и оплату счетов. Теперь же, уйдя с работы, я полностью попадала в зависимость от тебя, и это меня несколько тревожило. Надо сказать, ты всегда был щедрым, денег не жалел. А я все равно экономила по привычке, зная, как тебе достаются эти деньги.

…Во-вторых, куда мне деть теперь эту прорву времени? Самое невыносимое было то, что я тосковала по тебе и постоянно хотела быть рядом с тобой. Но мы так редко виделись! Администратор, директор, коллектив были твоей настоящей семьей! А я на третий день после венчания стояла посреди комнаты и думала, как не сойти с ума от одиночества…

Конечно, я не сошла с ума и не зачахла — женщины весьма живучи, так уж природой устроено. Я решила следовать твоим ожиданиям и окружить тебя заботой и любовью, предвосхищать все твои желания. Я забила холодильник продуктами и наготовила полуфабрикатов, чтобы можно было быстро приготовить котлеты, голубцы, тефтели и прочее. Я изощрялась в изготовлении каких-то экзотических блюд, но тебе по вкусу была простая домашняя кухня.

Поле моей деятельности ограничивалось тем, что ты не пускал меня в свою творческую жизнь и даже не перевозил свои вещи. Я все ждала, когда это произойдет, но не выдержала и спросила:

— Когда же ты переедешь ко мне?

Ты не сразу понял, о чем идет речь. А потом объяснил:

— Да нет, зачем? Мне удобней, когда все в студии под рукой. Вот квартиру купим, там и обоснуемся.

Бывало, ты не приходил ночевать, и тогда я сидела полночи и пялилась в окно, как пушкинская царица. Я не смела спрашивать, почему ты не звонишь и не предупреждаешь. Я никогда не знала, придешь ты или нет. Сама звонить из какого-то наития или упрямства я по-прежнему не хотела. Своих дел у меня теперь не было, и такое положение вещей изматывало ужасно.

Однажды я все же спросила:

— Коля, я ушла с работы, а что же мне делать, чем заниматься?

— Чем занимаются женщины, которые сидят дома? Семьей, хозяйством, мужем, — ответил ты, отрываясь от книги, которую читал перед сном.

— У них есть дети… — заикнулась было я, но тотчас пожалела. Твой взгляд обрел жесткость.

— Хельга, давай не будем больше возвращаться к этой теме. Все решено ведь. Займись собой, если не хочешь мной заниматься.

Я умолкла.

Я все больше молчала. Если случалось тебе прийти немного пораньше, поужинав, ты забирался в кресло и, вооружившись очками, утыкался в книгу. Я понимала, что ты устал, что все свое обаяние и живость ты тратишь на работе, в студии, с коллективом, с прессой, с нужными людьми. Ты готовил большой тур по стране, а это требовало неимоверных затрат — и физических, и душевных. Понятно, почему ты не мог ни говорить, ни смеяться. Я видела, как ты уставал, хотя и не признавался в этом.

Заниматься собой мне было неинтересно. Конечно, сходить на массаж, в салон красоты, в солярий бывает нужно, но посвятить этому жизнь? Нет, это не для меня. И мне жаль было денег, которые ты зарабатывал с таким трудом. Тогда я попробовала писать. Начала эти записки от тоски, от невозможности молчать, от одиночества.

Так получилось, что все немногочисленные связи мои я вынуждена была прервать. Даже с Гошкой. Гошка не появлялся целый месяц после нашего последнего разговора. Впрочем, это хорошо, мне совсем не до него было. Если честно, я совершенно про него забыла. И вот однажды вечером он явился без предупреждения. Я сильно дернулась на звонок двери. Тебе еще было рано, да и не звонишь ты, а открываешь дверь ключом. От таких звонков обычно ничего хорошего не ждешь: либо соседи с поборами, либо разносчики рекламы, либо участковый милиционер. Я заглянула в глазок и ахнула: за дверью стоял Гошка. Я открыла, что было делать. Он вошел в прихожую и повел носом (у меня запекалась свинина с чесноком).

— Есть в этом доме еще дают? — спросил, чтобы скрыть смущение.

— Да проходи уж… — проворчала я, лихорадочно соображая, как выставить нежданного гостя до твоего гипотетического появления.

— Не пойму, ты изменилась или просто я давно тебя не видел? — наблюдая, как я хозяйничаю на кухне, спросил Гошка.

— В чем изменилась? — пожала я плечами, однако мне было интересно, что он скажет.

— Не знаю. Появилось то, что называют иностранным словом «сексапил».

— Фу! — Я чуть не обожглась о противень. Запоздало возмутилась: — А раньше, значит, не было?

Гошка с видом знатока разглядывал меня, и я смутилась.

— Было, но теперь что-то невозможное! Остается только догадываться, что делает молодых привлекательных женщин еще более манкими.

— Любовь, — коротко ответила я.

Гошка тотчас оставил дурашливый тон.

— Любовь? Что это такое? — задал он риторический вопрос и умолк.

Я нервничала и поминутно смотрела на часы.

— Ты ждешь Его? Загадочного Его? — ревниво спросил Гошка.

При этом он не забывал уминать свинину с Цветной капустой.

— Да. — Я налила себе чаю и присела с другого конца стола. — Слушай, Георгий, в моей жизни действительно произошли перемены. Возможно, это отразится на наших с тобой отношениях. Но я не хотела бы тебя терять…

— …и предлагаешь дружбу, — закончил он. — Плавали, знаем!

Я рассердилась:

— А что бы ты хотел? Что вообще возможно между нами? Я тебе тысячу раз говорила об этом! Мне тридцать пять лет, и давно пора было замуж. Я должна была выйти еще пятнадцать лет назад, когда ты под стол пешком ходил!

— Ты вышла замуж? — Только теперь Гошка заметил обручальное кольцо на моем безымянном пальце.

Мне показалось, он даже побледнел.

— Да.

Повисла тягостная тишина. Гошка зажигал сигарету, и у него тряслись руки. Я не думала, что эта новость так взволнует его.

— Ты ведь бросил курить, — напомнила я.

— Бросил, — сказал Гошка и придавил сигарету в пепельнице.

Он помолчал, не глядя мне в глаза, потом пробормотал:

— Ты думаешь, я бы на тебе не женился, если б ты хоть чуть-чуть всерьез меня принимала?

Я отмахнулась:

— Да будет тебе! Не придумывай.

Гошка еще помолчал и задал неизбежный вопрос:

— Кто он? Твой ровесник?

— Нет, старше на десять лет.

— Ну вот видишь! И ничего! — возмутился тут мой собеседник.

— Ничего не «видишь»! Когда мужчина старше — это даже хорошо!

Гошка тряхнул длинными волосами:

— Конечно, хорошо. Богатый старпер — это надежно, сыто. В общем, в шоколаде!

— Дурак ты! — разозлилась я. — Почему обязательно «богатый старпер»? Вовсе не старпер. И не богатый, так…