Верь мне
Шрифт:
– Нет, нет, нет… – бормочет, не пытаясь выровнять дыхание. – Ну, не видела я их… Не помню, не помню… – с каким-то стоном закрывает альбом и резко замирает.
Я стыну синхронно. Знаю ведь, что видит там… Огромную папку с ее собственными фотографиями.
Там и название старое – «Соня-лав».
– Зачем ты хранишь?.. – сипит едва слышно. – Удали…
– Прости, но это мой телефон, – выдаю относительно спокойно, отбирая у нее трубу. – Что хочу, то и храню.
На это она ничего не отвечает.
В дороге молчим. А у подъезда, когда Соня выскакивает из моей машины, словно из душегубки какой-то, я, по укоренившейся привычке, не позволяю ей сразу же сбежать. Несмотря на зарядивший было дождь, преграждаю путь до тех пор, пока Богданова не оставляет попытки меня обойти.
Опираясь на прошлое, которое никак не забыть, принимаю эту противную морось за небесный знак.
И вдруг, для самого себя неожиданно, нагло заявляю:
– Я хочу попасть к тебе в квартиру и увидеть, как ты живешь.
– С чего вдруг, Саш?.. – теряется Соня, часто моргая.
Ее длинные волосы и густые ресницы уже слипаются от воды, а лицо становится блестящим.
И меня бросает на год назад, когда так же стояли под подъездом ее дома друг против друга под дождем, когда так же было невыносимо много чувств, и когда точно так же не было нужных слов.
– Ты помнишь? – тихо выдыхаю я.
Практически одними губами шевелю, склоняясь так низко, чтобы видела их.
– Не помню, – отрицая, Соня резко мотает головой.
А я совершаю первый за сегодня свободный вдох и смеюсь.
– Помнишь.
Еще отчаяннее мотает головой, а я еще громче смеюсь.
Дождь усиливается, но лично мне лишь в кайф эти потоки. Внутри все буквально вибрирует от кипящего в каждой чертовой клетке восторга.
– Я же не пытаюсь узнать, как живешь ты! – выкрикнув это, Солнышко агрессивно толкает меня в грудь. – Не спрашиваю, где бываешь после работы, кого пускаешь в свою квартиру и с кем проводишь свободное время?.. Я не спрашиваю, Саша!
– А ты спроси.
Дежавю. По интонациям практически зеркалим тот самый первый диалог, который произошел между нами у Чарушиных.
– А мне неинтересно!
– Блядь, Сонь… Было бы неинтересно, ты бы все это сейчас не озвучивала, – предполагаю я.
И, как вижу по ее встревоженным, мечущим огни глазам, попадаю точно в цель.
– По-моему, тебе пора… Дальняя дорога, ночь, возможная слежка… – бормочет спешно.
И испуганно.
– Прогоняешь? Или, может быть, волнуешься?
Жадно жду ответа, но она мне его, конечно же, не дает. Да и не обязана, знаю.
Система домофона издает приглушенный писк. Я понимаю, что кто-то выходит, и, схватив Соню за руку, буквально втягиваю ее в подъезд, прежде чем дверь успевает захлопнуться.
–
Встречаемся глазами ненадолго. Но этого достаточно, чтобы выдать такие киловатты чувств, после которых в организме не только удушье и тахикардия разворачиваются, но и происходит бешеный, как техногенное землетрясение, тремор всех мышц. Когда же на площадке гаснет свет, напряжение достигает таких высот, что Соня пронзительно взвизгивает.
– Открывай, – хриплю я и подталкиваю ее к двери.
________
Следующая глава платная. Цена сейчас – 129 руб. По завершению стоимость возрастет до 179 руб. Покупая подписку, вы платите один раз. Книга останется в вашей библиотеке навсегда. Всем спасибо
13
Если бы был шанс вернуться в самое начало…
Ты бы хотел, Саш?
Как объяснить то, что я открываю дверь? Что я скажу себе утром? Как переживу, когда Саша снова уедет?
Нельзя… Нельзя… Нельзя его впускать!
Мысли истерично носятся по моей черепной коробке. В висках бешено выстукивает пульс. Артериальное давление столь сильное, что кажется, в моей голове грядет взрыв.
Нельзя… Нельзя… Нельзя! Прогони его!
Вот только прогнать Георгиева я не могу.
Сомнений и страхов сотни. В одиночку я с ними не справляюсь. Охватившая мой организм паника столь явная, что вскоре ощущаю острую нехватку кислорода. Сердце в резонансном беге вот-вот разлетится на миллионы крохотных осколков.
Я так устала погибать от боли, когда по своей природе заточена умирать лишь от счастья.
Пока дрожащие руки с трудом выполняют свою работу и, наконец, пристраивают ключ в замочную скважину и проворачивают механизмы, взбудораженный ум уже таит первые надежды получить дозу дофамина, без которого часть нервной структуры моего организма за полгода будто бы сдулась и иссохла.
Саша Георгиев – синтетический гормон. Агрессивно ядовитый и чудовищно опасный. Но такой, черт возьми, критически желанный.
Боже… О чем это я?!
Мне просто жаль его. Он ведь уставший и насквозь промокший. Я же не зверь отправлять его в таком состоянии в дальнюю дорогу!
Со вздохом шагаю через порог. И Георгиев, не испытывая в отличие от меня никаких сомнений, тут же двигается следом. Захлопывает дверь и проворачивает замок изнутри тоже он. Я же… Я делаю вид, что ничего не замечаю. Хотя паника внутри меня уже врубает оглушающую сирену.
– Похоже, свет во всем доме пропал, – шепчу задушено, когда выключатель не реагирует на обычное давление.