Верь только сердцу
Шрифт:
Стюарт вскинул голову, было видно, что мальчик очень напуган.
– Сэр, он съел кусок пирога с почками, который дал ему Робин, – едва слышно пролепетал он.
В комнате воцарилась пугающая тишина. Наконец Коул со вздохом сказал:
– Да, я знаю. Но, безусловно, Жулик что-то нашел и, съел сегодня в парке.
На лице Стюарта появилось сомнение.
– Сэр, колли очень умные собаки.
Коул задумался. Мальчик был прав, и это вызывало тревогу.
– Сейчас трудно сказать что-то определенное, – успокаивающим тоном промолвил он. – Может, теперь вы уснете, Стюарт?
Мальчик угрюмо кивнул, а Коул похлопал его по плечу.
– Тогда отправляйтесь
Мальчик снова кивнул и направился к двери, похожий в своей белой ночной рубашке на призрак. Когда дверь за ним закрылась, Коул взглянул на стопку бумаг на столе и тут же отказался от намерения поработать. Расстроенный тем, что произошло, он снял очки и положил их на стол. Он очень устал, но спать не хотелось, претила даже сама мысль о холодной постели. Поэтому он прилег на диван и прикрыл глаза рукой. К сожалению, это спасало только от света, а вот от терзавших его мыслей деваться было некуда.
Слова Стюарта необычайно встревожили Коула. Даже мысли о перепалке с Делакортом отошли на второй план. Ведь в конце концов Делакорт жив. А вот Жулика кто-то попытался отравить.
Ни Нанна, ни Коул не говорили об этом вслух, но им, как и Стюарту, было ясно, что собака съела что-то, предназначенное для Роберта. Свой кусок пирога Стюарт выбросил в мусорное ведро, а все оставшееся после ужина давно отправилось на помойку. Из короткого разговора с кухаркой выяснилось, что свежее мясо было куплено, как обычно, в лавке мясника, и из него приготовили три блюда. Кто-то жаловался на недомогание? Что вы, конечно, нет. Может, заболел кто-то из слуг? Боже упаси! Коулу потребовалось все его обаяние, а Нанне ее авторитет, чтобы успокоить кухарку, встревоженную этим разговором.
Коул заставил себя вспомнить, что всего полгода назад в этом доме, вероятно, был отравлен человек, а если так, то убийца остается на свободе. Успокаивало его лишь одно – этот ужасный случай с собакой снимал вину с Дженет, во всяком случае, для Коула. Когда она говорила о своих сыновьях, ее лицо светилось таким лучезарным светом, что невозможно было сомневаться в силе ее материнской любви. Коул прислушался к шуму ветра и стуку дождя в стекло. Летние ливни с грозами и при других обстоятельствах тревожили его и вгоняли в меланхолию.
Из потаенных уголков памяти всплыли и другие печальные воспоминания. Да, тогда был точно такой же вечер... дождливый летний вечер... а он пришел в дом своей ныне покойной жены просить ее руки. Как давно это было. Но забыть невозможно.
Коул знал Рейчел только как дочь своего учителя, человека, которым восхищался и которому стремился подражать. Отец Рейчел, Томас, взял Коула под свою опеку во время первых лет его пребывания в Кембридже. Юноша, которому всегда недоставало отца, очень радовался тому, что их дружба выходит за рамки обычных занятий, перерастая в нечто большее. У них с Томасом было много общего, и когда его старший друг заболел и умер, для Коула это стало огромным горем, даже большим, чем смерть его родителей почти двадцать лет назад. Разумеется, перед смертью Коул спрашивал у Томаса, чем он может облегчить его страдания, и не особо удивился, когда друг попросил его присмотреть за Рейчел и, если это не идет вразрез с его желанием, взять ее в жены.
Тогда Коулу показалось, что это всего лишь небольшая услуга человеку, который дал ему так много. Будучи распорядителем имущества покойного, Коул ясно дал понять Рейчел, что он всегда к ее услугам и ей не обязательно выходить за него замуж, чтобы
Коул начал супружескую жизнь с надеждой в сердце, однако слишком поздно осознал, что Рейчел вышла за него только потому, что считала брак обязанностью, предначертанной женщине Богом. То, что Коул принимал за спокойствие и покорность Рейчел, на самом деле было холодной сдержанностью. Она, казалось, совершенно не заботилась о том, чтобы супругов связывала горячая взаимная страсть. По мнению Рейчел, замужество и покорное исполнение супружеского долга были обязанностью женщины, равно как и ведение домашнего хозяйства, и любовные ласки, причем с гораздо большим энтузиазмом она занималась домом, чем любовью. Поэтому в уютной супружеской постели Коул не всегда чувствовал себя желанным.
Рейчел любила его как-то в полсердца, мечтая лишь о спокойном существовании. Будучи неискушенным в вопросах любви, Коул начал считать себя не способным разбудить в женщине истинную страсть. И даже сейчас, уже умудренный опытом, он все еще втайне боялся, что это может быть правдой.
Господи, как же часто являлся ему образ Рейчел! Вот и сейчас в полутемной комнате он, казалось, видел ее, видел белый накрахмаленный ночной чепец, завязанный под подбородком, длинную прядь белокурых волос, разметавшуюся по плечу, большие, широко расставленные красивые голубые глаза, по-детски наивные. Однако Рейчел отнюдь не была ребенком, ей исполнилось двадцать четыре. Коул проглотил слюну и перевел взгляд на лампу, желая отогнать видение прочь. Многие мужчины были бы довольны, имей они такую спокойную, понимающую жену. А вот он не был счастлив. После трех лет безмятежного существования Коул открыл, что до сих пор как следует не знает свою жену, и это открытие принесло ему глубокое разочарование. И снова он во всем винил себя. Но почему даже сейчас память о Рейчел продолжает его терзать?
Или, если сказать точнее, почему он продолжает добровольно истязать себя? Да, поначалу он не любил Рейчел, это правда. Но он желал ее. А ведь многие хорошие браки начинались и того хуже. Коул всегда сравнивал любовь с хрупким цветком, требующим ухода и тепла. Может, он ошибался, надеясь, что его любовь к Рейчел сама по себе расцветет? А вот полевой цветок, выросший в его сердце из чувств к Дженет Роуленд, никак нельзя назвать нежной, хрупкой розой. Расцвел этот цветок мгновенно, его кроваво-красные лепестки развернулись невероятно быстро, словно под палящими лучами тропического солнца. Это чувство, внезапно на него нахлынувшее, скорее можно было назвать страстью, чем преклонением, плотским желанием, а не восхищением.
За окном в очередной раз сверкнула молния. Да, именно так, ударом молнии его поразила страсть к Дженет. Любовь такой не бывает, мужчина не может с таким безумным отчаянием любить женщину, которую просто не понимает. Женщину, поступки которой вызывают в нем яростное сопротивление. А может, Рейчел была во всем права? Может, спокойное, умеренное чувство гораздо лучше страсти, когда сердце готово вырваться из груди? Ведь дошло уже до того, что он не может спокойно находиться с Дженет в одной комнате, а когда не видит ее, то ему кажется, будто у него украли самое дорогое.