Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв.
Шрифт:
Вот что, по сути, изобразил писатель в своих повестях: суеверие, идолопоклонство, беспутье, наваждение. Но и то, что источники-то где-то таятся, пусть и в душах, уходящих из жизни.
Распутин видит прямую связь между началом такого оскудения жизни и разорением земли: лес ли без ума вырубали, или затопляли всё без разбору, дома и могилы родные уничтожали. Землю разорили, воду замутили — чего хорошего от того ожидать? И нравственность во всём истрепалась, куда ни глянь. Даже когда как будто пытаются обиходить землю — всё равно корёжат.
Распутин жестоко судит переустроителей земли, уничтоживших лучшее, сгоняющих людей на худшее (это
Кажется, в "Прощании с Матёрой" Распутин пропел отходную русской деревне. Воскреснет ли она?
"Молчит земля.
Что ты есть, молчаливая наша земля, доколе молчишь ты?
И разве молчишь ты?"
Так завершает писатель повесть «Пожар» (1985), горький упрёк нынешней нашей жизни. Эти слова можно бы вознести эпиграфом ко всем повестям Распутина. А разве не с того ли всё началось, когда храм на возвышении разорили и крест с него убрали?
Распутин о том как бы и мимоходом сказал, намного больше места отведя рассказу о "царском листвене", сосредоточившем в себе жизненную силу не только Матёры, но и всей земли. Но эта земляная сила превратила дерево в языческий идол. Писатель складывает подлинно гимн носителю силы земли, основы жизни, и вводит в повествование о гибели Матёры языческую нежить, загадочного Хозяина острова, тоскливым воем провожающего уходящую в небытие землю. Как град Китеж под водой — так скрывается Матёра в непроглядном тумане, так гибнет земля.
Языческий соблазн, противный Православию, не избегнут писателем. Сам Распутин осмысляет языческие образы "Прощания с Матёрой" как отражение поэзии народной жизни, в чём он не одинок. И мы видим, что в миросознавании писателя — постоянна некая неустойчивость, зыбкость, колебания между противоположными началами. Но внутреннее его тяготение к истине побеждает чаще.
Так, языческие смутные соблазны обычно располагают человека к гуманизму, Распутин же в своём творчестве нередко откровенный антигуманист. Правда сам он о гуманизме отозвался как будто с симпатией, но по недоразумению: он называет подлинным гуманизмом (в статье "Что в слове, что за словом?", 1983) "существование в постоянной и стоической любви к людям". Писатель смешивает слова гуманизм и гуманность. (Гуманизм, повторимся, есть утверждение самодостаточного бытия человека, вне его связи с Творцом.) Гуманистические взгляды высказывает, например, внук старухи Дарьи, Андрей:
"Человек столько может, что и сказать нельзя, что он может. У него сейчас в руках такая сила — о-ё-ёй! Что захочет, то и сделает".
Мудрая старуха произносит большой монолог в опровержение именно гуманизма:
"И про людей я разглядела, что маленькие оне. Как бы оне не приставлялись, а маленькие. Жалко их. ‹…› Люди про своё место под Богом забыли — от чё я тебе скажу".
Дарья зрит в корень, знает о власти дьявола и приверженности людей греху, губящему жизнь. Она говорит о необходимости хранить в себе душу, тем храня в себе и образ Божий.
Распутин точно раскрывает именно смешение всех ориентиров и ценностных мер в обществе, где человек возгордился собственным "могуществом".
Не сказать, чтобы совесть и вовсе сгинула, а просто вдруг всё перевернулось, да так, что не разобрать, где чёрное, где белое. О том — вся повесть "Пожар".
"Можно сказать, перевернулось с ног на голову, и то, за что держались ещё недавно всем миром, что было общим неписанным законом, твердью земной, превратилось в пережиток, в какую-то ненормальность и чуть ли не в предательство".
Вот прямое свидетельство ненадёжности одной лишь нравственной опоры, когда она не имеет непреложной меры: всё может вывернуться наизнанку, и никто не отличит правды от лжи. Где духовное отброшено — душе не удержаться.
Рассудок отвергает веру, это ведёт к теплохладности и смешению, переиначиванию всех основных понятий. Русская литература о том много размышляла. Здесь те же мысли, но на новом материале и в крайней форме. Что противопоставить?
Догадка близка: "Лучше бы мы другой план завели — не на одни только кубометры, а и на души! Чтоб учитывалось, сколько душ потеряно, к чёрту-дьяволу перешло, и сколько осталось".
Души же теряются, потому что опоры не знают. Поэтому движение к одолению всеобщего оскудения жизни необходимо начинать не с мыслей о всеобщей переделке мира, а с себя, о чём писатель и сказал недвусмысленно:
"И так почти во всём — начинать придётся с себя".
Публицистический темперамент, приметно проявивший себя в повести «Пожар», неоднократно заставлял писателя прямо и с нескрываемой болью откликаться на беды, одолевавшие Россию, особенно с конца 80-х годов. В то время, когда многие либеральные интеллигенты пребывали в эйфории, видя в происходящем едва ли не вхождение в чаемое райское блаженство, именно Распутин предупреждал о надвинувшихся на Русскую землю невзгодах. Судьба России стала основной темою многих его статей и выступлений.
Он верно признал: после освобождения от советской несвободы, "от давившего до беспродыха валуна приказной власти", народ оказался так близок к выздоровлению, возрождению и так далёк от того одновременно: ибо разверзлись по обе стороны открывшегося пути гибельные пропасти, куда готовы столкнуть страну прежде всего "бесы из нутра новой революционной интеллигенции", и если удастся им задуманное, России — не выжить.
Распутин призвал осознать то, что слишком ненавистно для новой идеологии, слагающейся под воздействием гуманистического индивидуализма. Он призвал поставить интересы нации выше личного благополучия. Он указал на то единственное, что может спасти родину, — на необходимость жертвенного ей служения. Это тем труднее принять, что сама истина эта была искажённо опошлена советским агитпропом.
В 1990 году на съезде российских писателей Распутин прямо обвинил ненавистников России, сумевших прийти к власти над нею, в сознательном разрушении и опорочении русского патриотизма, русской культуры, нравственности, в развращении молодёжи. Это, к нашей беде, осталось слишком злободневным и десять лет спустя.
Распутин силён в обличении пороков новой русской жизни. Но, кажется, долго не удавалось писателю отыскать ту подлинную точку опоры, без которой не перевернуть, не направить к возрождению разлагающийся в потребительской цивилизации мир.