Вера воды
Шрифт:
Что-то всё ещё терзало меня изнутри. Всепожирающая пустота, у которой не было даже имени. Она замещала собой все мои чувства и всю мою память, но обрывки воспоминаний всё-таки вырывались из её цепких лап. Я вспомнил об изначальном существе, обсуждаемом в Прокуле. Неужели оно… находится здесь?
– Василиск… я совсем ничего не понимаю. Я будто бы потерял всю свою память. Это связано с магией ваших марр, или…
– Магия океана. Но это не магия в твоем понимании. Это кое-что гораздо глубже и сложнее. На самом деле никто не может понять, что же это такое. Остаток жизни нашей
– Жрица Нэро…
Её образ родился и умер у меня перед глазами. Кто она такая? Почему я чувствую, что забыл что-то, чего забывать не должен был?
– Ты из Пакса. Единственного города, что остался нетронутым. Биимун и Прокул пали не просто так. В скором времени падет и Пакс, последний оплот Жрицы Нэро. Вместе с этим городом падет и весь наш океан. Это своеобразный парадокс. Океан уничтожит самого себя после уничтожения Пакса.
– Почему эти два города были разрушены? Почему будет разрушен и Пакс? Неужели изначальное существо…
– Океан! – грубо ответила Василиск.
– Океан, да… Неужели океан разрушил их по своей прихоти?
– Как ты смеешь думать так об океане? Он лишь исполняет отведенный ему долг. Биимун и Прокул пали из-за того, что в обоих городах сыновья пошли против своих отцов. Войны, устроенные в обоих городах, обрекли их на полное разрушение. Разлады между маррами – единственное, что ненавидела Жрица Нэро всю свою жизнь. Однако поменять вашу сущность она никак не могла. Именно поэтому океан начал уничтожать тех, кто поднял руку на своего ближнего.
Я вспомнил Альфину и Еретика. Дочь и отца. Почти сразу после слов Альфины о том, что она собирается пойти против собственного отца, Прокул был разрушен землетрясением. Это может быть случайность, а может быть и нет. Я знаю лишь то, что слова Василиск правдивы, и у меня нет оснований ей не доверять.
Мы молчали несколько минут. Я не хотел ничего говорить, а Василиск просто смотрела как будто сквозь меня. Меня настораживал её мертвый взгляд, но уходить от неё я не хотел. Осталось кое-что, что я хотел бы выяснить.
Запись 5. Заражение океана
В тот же день (вернее, в тот же миг), я решился попросить у неё отвести меня к этому изначальному существу. Я очень сильно хотел увидеть причину, по которой всем маррам грозит вымирание.
– Если ты искренне этого хочешь, плыви в проход сзади меня. Я останусь тут. Двигаясь по туннелю, рано или поздно ты наткнешься на океан. Я не стану держать тебя, но смею заявить, что при встрече с вершителем судеб твоя собственная судьба кардинально поменяется.
Оглядев пространство за Василиск, я обнаружил там упомянутый проход. Почему-то я не видел его ранее, либо искусственная марра просто закрывала его собой. Меня настораживало то, что Василиск отпустила меня к изначальному существу без каких-либо споров.
Я проплыл вперед, и чувствовал на себе мертвый взгляд Василиск. Я прекрасно понимал, что что-то здесь не так. Но на тот момент подумать об этом у меня не было времени.
Проход из одной пещеры в другую был будто бы заброшен. Некоторые светящиеся руны уже потеряли свое
Огромная… нет… огромнейшая цилиндрическая пещера уходила вниз и вверх на сотни метров. В воде витал запах смрада, и она была тухлая. Справившись с рвотными позывами, сквозь тернии красных водорослей я смог разглядеть изначальное существо.
Это был колоссальный серо-коричневый краб, на панцирь которого падал свет от сотен таких же колоссальных рун, усеянных на дальних стенках пещеры. Его ноги были настолько длинные, что уходили вниз на те же сотни метров, словно он был каким-то ракообразным чучелом, которого поставили на десять огромных свай. Но он был жив и выглядел, мягко говоря, ужасно.
Панцирь изначального существа в некоторых местах был разбит, а из него выглядывали непонятные темно-зеленые выделения, которых здесь точно быть не должно. Эти выделения в виде сгустков буквально оккупировали всего краба. Из его челюстей сочились те же выделения, словно он был чем-то… заражен. Кроме того, вокруг него плавало очень много таких же… зараженных… троглобионтов и рыб, у которых зеленые выделения поступали даже из глаз.
Тут то я не сдержался, и меня вырвало всем тем, что было у меня в желудке. К счастью, было у меня не очень то и много. Мне стало очень страшно, и по мне прошелся мандраж. Оказалось, что кроме ришиитизма, в нашем океана была и ещё одна болезнь. Первобытная. Неизученная. Первородная.
Краб медленно поднимал и опускал свои громоздкие клешни, то и дело постоянно разгоняя своих назойливых приспешников. Но они не отплывали от него, и продолжали кружится вокруг его тела, раздражая своего властелина.
Я находился в ступоре, и совсем не мог поверить тому, что я тогда увидел. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, в моей голове застыла одна единственная картинка с этим зараженным изначальным существом и его безумной, будто бы уже погибшей свитой.
Зачем я сюда приплыл? Что я хотел здесь найти? Ответ на вопрос о том, почему я все забыл? Разве он вообще мог скрываться в этих водах?
Я пересилил себя, и вернулся к Василиск, глубоко потрясенный тем, что я увидел. Она не сказала мне ни слова, и лишь вновь вонзила в меня свой острый, холодный взгляд.
– Ч-что с океаном?.. – задал я вопрос с большим трудом.
– Он скоро умрет. Я ведь говорила, что вместе с Паксом погибнет и океан? Так и есть. Жить ему осталось совсем немного, так что марры его больше не трогают. Раз в неделю они его подкармливают, но прокормить такое огромное существо не просто, в особенности из-за того, что любая марра не может находится рядом с ним дольше пяти-шести минут, при этом сохраняя свой рассудок. Ты держишься стойко, раз всё ещё обладаешь способностью говорить. Это говорит о твоей высокой стрессоустойчивости…