Вербариум
Шрифт:
Все мальчишки Речицы в своё время пускали в ручейке лодочки, строили запруды, а умельцы – даже мельницу с колесом, это было любимое место для игр. Первый-Сноп улыбнулся, вспомнив, как сам возился в этой грязи, и как мать ругала его за испачканные одёжки. Он тихонько подкрался к детям, издали заприметив две курчавые светлые головы. Мальчишки беззаботно играли. Гоняли лодочки с парусами из лоскутов. По воздуху над ручьём. Малыши азартно кричали, хлопали в ладоши, свистели, девчонки пищали и ойкали, приблудившийся пёс весело лаял. Вот одна лодочка не удержалась и плюхнулась в воду, её владелец, понурив голову, отошёл в сторонку. Вот ещё одна
– Что вы здесь делаете? – Первый-Сноп говорил тихо, даже ласково, только его сыновья поняли, что отец сильно зол.
– Мы играем, – улыбнулся щербатым ртом рыжеволосый сын Лисьего-Хвоста.
– В летучие лодочки, – подхватила дочка Волчьей-Мамы, – кто ловчей с ними управится.
– И кто из вас ловчей? – вкрадчиво поинтересовался Первый-Сноп.
– Сегодня я и вчера я, – гордо задрала нос девчонка. – А надысь он!
Чумазый палец дурёхи ткнул в сторону младшего из близнецов.
– А во что вы ещё играете? Ну… в такое… – замялся староста.
– Куколок из соломы танцевать учим! Огонь разжигаем! Секретики делаем! Яблоки с дерева достаём! – наперебой загомонили малыши.
– А ты во что играешь? – Первый-Сноп тяжело посмотрел на старшего (и любимого) из сыновей.
– Ни во что, – потупился мальчик. – Я не умею.
На мгновение у Первого-Снопа отлегло от сердца.
– Он совсем не играет с нами, – подтвердил младший из близнецов. – Он только комаров и слепней отгоняет.
– Ветками? – безнадёжно спросил староста.
– Нет, просто. Я на них смотрю, и они улетают. Вот так, – мальчик скорчил зверскую рожу, и пролетавшую мимо зелёную стрекозу как ветром сдуло.
– Хорошо. Дети, ступайте по домам, все. Скажете мамкам-папкам, во что играли, да накажете, чтобы ввечеру ко мне в хату явились, все до одного.
– Нас накажут? За что? – удивился чей-то смешной чернобровый малец.
– Не знаю, – отрезал Первый-Сноп. – Пошли!
Он взял за руки сыновей и направился к дому. Теперь многое стало понятней – почему два вполне справных рода по осени отдали своих пятилеток в приймаки к дальним родичам, семья Кущи-Леса переселилась на отдалённый хутор, а вдовая Козья-Пряжа оставила невесть от кого прижитого годовичка шептухе, а сама удавилась в коровнике. И лица у соседей бывали невесть с чего хмурыми, и, случалось, двух-трёхлетних безымянных детишек матери от себя ни на полшага не отпускали. Вот оно, значитца, как…
Тёплые ладошки сыновей покорно сжимали руки старосты. Дети шли рядом доверчиво и спокойно, они видели, что отец сердит, но не ждали беды и вины за собой не чуяли. Мало ли – горшок в сенях разбили или кошке к хвосту колокольчик привязали. Покричит отец, погневается и простит. Он их любит. А Первый-Сноп вспоминал бешеные глаза безвестной батрачки и крик ребёнка. Глаза? Язык? Пальцы? Ятра? Прокляла всё-таки стерва лютая, а ведь он ей с дитём жизнь спас.
Дома староста, придравшись к пустяку, посадил одного сына щипать лучину, а другого – чесать козью шерсть, строго-настрого наказав до рассвета из дома нос не совать. Потом выпил подряд две кружки горького пива, рявкнул на удивлённую донельзя жену и уселся за стол – щёлкать орехи и смотреть, как возятся
Первый-Сноп ласково подозвал детей, отдал им все орехи, погладил по тёплым головёнкам и вышел вон. Подумать только – его сын, добрый и славный мальчик, однажды объявится, чтобы его убить. И мать. И сестру… или братья лишат живота друг друга. Даже если объяснить им, как важно хранить в тайне свои имена, они явятся за кровью своих восприемников. И что будет с деревней, в которой все дети рождаются с даром? Может, красноглазые снимут проклятье? Может и наоборот, будут беречь и хранить общину – а детей забирать к себе.
Звонить в колокол, чтоб звать волшебника, Первый-Сноп не хотел. Он пока что не знал, как ему поступить. Сход собрать дело ладное, только вряд ли кто разумеет в этом деле больше… Шептуха! С её-то приёмышем тоже неладно.
Густо пахнущая травами и смолой отшибная изба шептухи встретила незваного гостя прохладой. Первый-Сноп всегда удивлялся – в жару здесь свежо, в холод – жарко. Не зря же у хозяйки тоже был дар – пусть и урезанный. Старосту ждали. Шептуха метнула на стол нехитрых заедок, пододвинула гостю чашу слабого мёда и села напротив, совсем по-бабьи подперев подбородок изуродованной рукой. Приёмыш по-сыновьи доверчиво прижался к ней – Первый-Сноп узнал бойкого чернобрового малыша.
– Бывает, что после наречения имени дар тотчас усыхает, а к первой крови или первым волоскам над губой исчезает вовсе. Поэтому и не трогают деток до срока – ждут, авось пронесёт. Говорят, ещё есть волшебники, что умеют дар себе забирать – наматывают, как нитку на веретено, пока не вытянут весь, но это опасно – случается, и с ума сходят дети и умирают, – поняв, что староста выжидает, шептуха начала разговор первой.
– А бывает, что один подросший волшебничек всю деревню, а то и город разносит в прах. А у нас их… – вспылил Первый-Сноп.
– Каждый безымянный младше семи лет, – шептуха подтвердила худшие опасения старосты. – Хотя нет, вру – немая дочка Второй-Овцы и припадочный сын Того-Кто-Спит – ничего не могут. И Карий-Глаз, дочь Пёстрого-Пса и Новой-Кудели – она подцепила болотную лихоманку, дар ушёл, когда её жаром сморило, отец с матерью дали дочке молочное имя, чтобы смерть обмануть, – и спасли.
– Если дать им имена раньше срока, это поможет? – спросил староста.
– Сомневаюсь, – покачала головой шептуха. – Скорее послать в болота за ягодой и надеяться, что принесут лихоманку… так от неё половина недужных мрёт.
– А у тебя у самой есть имя? – неожиданно поинтересовался Первый-Сноп.
– Есть. Только я его никому не скажу.
– А сказать – что такое имена – можешь? – Первый-Сноп поднялся из-за стола. – Я заплачу, ты не думай…
Шептуха тоже встала – нелепая, грузная в своём бесформенном балахоне цвета вялой травы.
– Я знаю мало – крохи, подобранные в траве. Имя это всё. Имя «хлеб» – ход сохи, шелест колоса, удар серпа, скрежет мельничных жерновов, руки стряпухи, вода ручья, горная соль, берёзовые поленья, белый рушник, на который выкладывают каравай. Имя «огонь» – малая искра, пламя лучины, лесной пожар, костёр охотников, жар печи… Понимаешь?