Вербы пробуждаются зимой(Роман)
Шрифт:
На лязг железной щеколды из дачи вышел жилистый, лет шестидесяти мужчина, с утомленным, почти восковым лицом. Сразу было трудно определить его род занятий. Глядя на чисто выбритое лицо, гладко причесанные светлые волосы, синие жилки, выступающие на лбу, его можно было принять за человека, проводящего дни и ночи в глубоких раздумьях. Если же смотреть на белую нательную рубашку с засученными выше локтей рукавами, то он скорее был похож на косаря с единоличной делянки. Короткие полосатые шаровары из-под пижамы обращали его в ловца пескарей — подростка, которому мать перелатала порванные брючки и сделала
— A-а! Наконец-то дошла молитва до бога. Вспомнила про дядю. У-у, бессердечная цыганка!
Нарцисса чмокнула дядюшку в щеку, успев при этом застегнуть ему пуговицу рубашки, и кивнула на притихшего с кульком в руках Дворнягина.
— Зато теперь не одна. Принимайте гостя, дядюшка.
— Очень рад. Честь имею… — протянул руку генерал.
Дворнягин отрекомендовался по-военному, не забыв при этом сказать, что он давно знает генерала по рассказам Нарциссы и много слышал о нем на службе, как о боевом командире и талантливом работнике генштаба.
Курочке этот комплимент понравился. Минутная неприязнь к жениху тут же рассеялась, и он, проникнувшись уважением, как давнишнего знакомого повел Дворнягина по саду, рассказывая, что и где посажено, какой с каждого дерева снимается урожай.
— Вот это китайка, — хлопал он по стволу тонкого деревца. — Плоды от нее невелики, но очень вкусны. А это наша знаменитая антоновка. В прошлую осень дала центнер яблок. А это… — он подвел Дворнягина к небольшой канаве. — Это навозная яма. Здесь хранится коровий помет, смешанный с конским. Каждые десять дней делаю жидкий компост и поливаю.
Дворнягин обратил внимание на длинные нити, унизанные для просушки дольками груш, яблок и разнообразных грибов, начиная от сыроежек и кончая пухлыми моховиками. Ими был увешан буквально весь двор, местами в два яруса и так низко, что приходилось пригибаться.
По узкой, посыпанной желтым песком аллейке подошли к большой бетонной чаше, заполненной наполовину водой.
— А это вот бассейн, — пояснил генерал, присев на край чаши и зачерпнув в ладонь воды. — С рыбками, конечно. И обратите внимание — не с прочими заграничными. Терпеть не могу заграницы. Тут исконно наши. Плотвички, окуньки… Стойкая рыба. В лед вмерзает, а живет. Не то что заграничный шереспер.
Из сада генерал Курочка провел гостя в дом, сначала в прихожую. Здесь почти во всю стенку красовалась в дубовой раме картина «Сражение русских войск под Аустерлицем». На переднем плане стоял в пышном красном мундире и белых, плотно обтянувших ноги панталонах генерал с бакенбардами и наблюдал за полем сражения.
— Люблю и преклоняюсь, — сказал Курочка, проходя мимо картины. — Умнейший был генерал. Ценил пехоту.
По скрипучей внутренней лестнице, застланной синей дорожкой, поднялись на второй этаж, залитый заходящим солнцем. Здесь стоял лишь кожаный диван да плюшевое, потертое в подлокотниках кресло. Остальное место в трех больших комнатах занимали южные цветы, очень запыленные и изнуренные.
— С тех пор как умерла жена, я на втором этаже не живу, — пояснил генерал. — Захожу только цветы поливать.
Так же как и в саду, генерал начал объяснять, как называются цветы, какая от них польза. Дворнягин же лишь кивал головой, поддакивал, а сам в это время думал о другом. Его изумил и генеральский сад, и тихий шепот подступивших к даче сосен, и, главное, пустующий этаж. Да это же целый клад! Фабрика здоровья. Как уютно тут можно устроиться! В одной комнате спальня, в другой — столовая, в третьей — рабочий кабинет. Да плюс балкон, где можно посидеть на солнышке и попить чайку. И как же это я раньше не пронюхал, нос от Нарциссы воротил? Ах, дурная башка!
С первого этажа раздался помолодевший голос Нарциссы:
— Мужчины! Ужин готов.
Курочка взял Дворнягина под локоть.
— Пройдем, повечеряем. У меня чудные грибки есть. Собственного засола.
— А мы коньячка прихватили.
— И великолепно. По рюмочке. А потом чайку попьем с малиновым листом. У меня, как изволили видеть, всякие сушености есть. Страсть как люблю разную всячину сушить. Все собираю. Малину, крушину, липовый лист…
— И веников вы насушили? — тронул Дворнягин одну из шуршащих березовых метелок, развешанных на веревке вдоль лестницы.
— Да. Своими руками.
— Зачем же так много, товарищ генерал?
— А спросите меня, я и сам не знаю. Привычка. Все сушу, что под руку подвернется.
Шагая следом, Дворнягин посмотрел сверху на генерала. Сейчас он и сам ему показался таким же сухим, увядшим, как один из березовых веников. Особенно тонка и суха была его шея. Морщины перепутали ее, сделали похожей на облинялую шею старого, растрепанного ветрами индюка. Босые ноги его были тоже иссохшие, и Дворнягин с двойным чувством — жалостью и радостью — подумал, что хозяин дачи долго не протянет и что все его достояние вместе с зеленью и сушеностями, если только не воспротивится Нарцисса, вскорости перейдет в его, Дворнягина, подчинение.
…За ужином разговорились о службе. Осторожно намекая насчет перевода на новую работу, Дворнягин пожаловался, что ему очень трудно, что его буквально осаждают письмами, и в большинстве пустячными. Курочка, услышав это, даже любимые грибы отодвинул.
— Вы совершенно правы, Лукьян Семенович. Жалобщиков прорва развелась. Откуда смелость берется? Мы, бывало, к унтеру боялись подойти, поджилки дрожали, а теперь, чуть что, обращаются к министру. Демократия, мол. Пишу для пользы службы куда хочу. А какая же тут, к дьяволу, польза, если через головы старших обращаются, устав попирают!
— Верно, товарищ генерал. Сейчас плохо следят за этим. Оттого высшие штабы и задыхаются от писем.
— Это еще что, — продолжал Курочка. — Как говорят, куда ни ехало. Меня другое возмущает. Глупые новшества в армии. Возьмем, к примеру, матушку пехоту. Давно уже доказано и минувшей войной проверено, что ей пристало пеше противника атаковать. В лучшем случае — десантом на танках. Так нет же. Находятся теоретики, которые доказывают, что пехоту надо втиснуть в бронетранспортеры. Ну, а если впереди болото или трясина? Как тогда? Полезет ли солдат через нее? Не полезет. Он этому будет не обучен. Он привык к машине.