Веретено

Шестакова Галина Геннадьевна

– Чаем угостите, хозяева? – поп присел за стол и покосился на мою чашку с горячим чаем. – К сожалению, я без гостинцев. И гость незваный, – он улыбнулся.

– Вы меня видите? – осторожно спросила я.

– Нет. Но чувствую, – признался поп. – Меня зовут Иван Варфоломеевич.

– Очень приятно. А я Маруся Кукушкина. Хозяйка этого дома. Временно невидимая. Чаем, конечно, угостим, всех с добром пришедших.

– Спасибо, Маруся, – Иван Варфоломеевич принял чашку чая. – Я бабушку

твою знал. Хорошая женщина. А с тобой, что приключилось?

Он отпил из чашки и посмотрел туда, где должно было находиться моё лицо.

– Не знаю. Чудеса творятся в нашей деревне. С момента похорон бабушки.

Пока мы пили чай, я подробно рассказала ему обо всём.

– Знаешь, Маруся, не верю я, что это ты нечистая сила. Соседи очень испуганы. Я скажу, что обряд провёл.

– Спасибо.

– Чем вот только тебе помочь? – вздохнул Иван Варфоломеевич. – И с Людой история странная. На медведя эта тень никак не похожа.

– Не медведь это был, – согласилась я.

– Ладно. Спасибо за чай. Не буду надоедать тебе своим обществом. Если помощь будет необходима моя – обращайся. А я подумаю, что сделать, чтобы тебе помочь. И соседям твоим. Не со зла они, ты ж понимаешь.

– Понимаю, – я пожала плечами. – Только от этого, согласитесь, не легче.

– Да, – согласился Иван Варфоломеевич. – Общество требует ещё магазин освятить и избу Люды. Боятся они в магазин ходить, говорят, что там приведение по вечерам хозяйничает.

– Ага. И сдачу берёт, – усмехнулась я.

– Да, понимаю, что это ты совестливая, и расплачиваешься и сдачу берёшь. Но я рассказывать не буду людям. Схожу, проведу ритуал, – Иван Варфоломеевич встал из–за стола. – Редкое единодушие и обращение к вере наблюдается у людей при страшных обстоятельствах. Грех не воспользоваться в наш век безверия. Может, и зароню искру веры в Бога.

Он, раскланявшись, вышел на улицу и долго что-то объяснял толпе.

Я сидела за столом и хмыкала про себя, вспоминая беседу.

– И чем дело кончилось? – объявился Веня.

– Ничем. Чай с батюшкой попили, побеседовали о вере и людях.

– И кадилом не махал тут? – строго спросил Веня, подозрительно косясь на чашку с остывшим чаем.

– Нет. Пошёл своей долг исполнять для успокоения людей в магазин и в избу к Люде.

– Ладно. Чашку помой и мне чаю налей, – приказал Веня.

До вечера сидели с Веней впотьмах. Решили не пугать соседей, что мол, удачно всё прошло, изгнал поп нечистый дух из дома. Кот куда-то запропал. Видимо, он решил, как и Веня, что коты тоже люди.

Глава 6.

Деревенские до ночи сопровождали Ивана Варфоломеевича из одного конца деревни в другой. Освятили, видимо, всё, что придумали,

лишь бы защититься от страшного.

– Не знаю, я Веня, – решила признаться я, – как я буду дальше жить. Вдруг я навсегда останусь невидимой? И что?

– И что? – хмыкнул довольный Веня. – Будешь тоже домовым.

– Ага. Я-то запахом питаться не умею. Воровать придётся. Нехорошо это.

– Ну, ты опять же подумай, как удобно быть невидимой!

Пока я размышляла над этим, за дверью стал завывать Капитон.

– Капа? – я впустила кота. – Что с тобой?

Капитон с расширенными от ужаса глазами смотрел на незанавешенные окна. Мы за разговорами не заметили, как на улице стемнело, и в окно заглядывала луна. Почти круглая.

Кот прижимал уши и шипел. Я подошла к окну и забыв, что меня никто не видит, осторожно выглянула из-за занавески. В лунном свете стояла тень. Она была очень похожа на худого и очень большого медведя. Я от страха сжала подоконник.

– Веня… – стуча зубами, прошептала я. – Веня, что это? И правда, медведь?

Веня сопел у меня над ухом, рассматривая зверя.

– Похоже на медведя. Но не медведь.

Медведь стоял и пристально смотрел на наши окна. Шерсть тускло отблескивала под луной. Нос дёргался, принюхиваясь. Пар вырывался из пасти. Всё указывало на то, что это настоящий медведь. Но, глаза, глаза были чёрными провалами. Словно медведь смотрел на меня пустыми глазницами. И я, прячась за занавеской, чувствовала этот тяжёлый и мёртвый взгляд. По спине ледяной струйкой побежал пот, как тогда на улице, перед смертью Людки. Сердце билось где-то в горле, перекрывая дыхание.

Медведь не отводил взгляда от окон. Продолжал принюхиваться, переминался с лапы на лапу. Он чувствовал меня.

– Жуть… – выдохнул Веня мне в ухо.

Руки затекли оттого, что я стояла, вцепившись в подоконник. Я попыталась их разжать, и это получилось с трудом. Тело потеряв опору, не устояло на ослабших ногах и я снова схватилась за окно. Под руки попало бабушкино веретено, лежавшее в ложбинке рамы. Я взяла веретено в руки. Оно было тёплое, несмотря на то, что от окна тянуло холодом.

– Бабушкино! – тихо проговорила я, чувствуя под пальцами спиральные следы от нитей.

Я поводила рукой по веретену и успокоилась. Разом.

– Знаешь, Веня, – в полный голос сказала я и выпрямилась, уже не скрываясь перед окном, – пора разобраться с этой тварью.

Держа в руке веретено, как кинжал, я вышла на улицу. Медведя нигде не было. Может это воображение разыгралось?

Капитон стоял рядом со мной и дрожал от ужаса. Из пасти свисала слюна. Он прижимал уши, и сипел. На холке шерсть стояла дыбом.